Фанатки - Яна Миа

Несколько раз они начинали кричать и аплодировать слишком рано – на сцене появлялись люди из команды, а они принимали их за кого-то из группы. Но когда из-за кулис раздался голос Томаса, у Никки внутри всё оборвалось – они начинали концерт старой, но самой важной для неё песней. Той, что однажды вытащила её из вакуума на могиле Алекс. И с этой секунды мир сконцентрировался на пяти прекрасных людях, появившихся на сцене. Николь безумно хотелось выскочить к ним и просто обнять каждого: Томаса, Кейси, Ника, Аарона и Грега. Поделиться хоть частичкой того тепла, которое они дарили ей, сами о том не подозревая. И она была счастлива от того, что была в этот момент здесь. От того, каким единым организмом тут же стал зал – подпевая и радуясь. От того, как ребята на сцене улыбались, словно для них всё тоже было впервые, и они не были готовы к такому приёму. Разве может быть что-то лучше, чем видеть счастье в глазах людей, которые делают счастливой тебя?

Для Никки ответ был однозначным. Она не могла справиться с эмоциями, но знала – это один из лучших моментов её жизни. И она готова пахать в чёртовом кафе, трепать нервы переменчивыми настроениями фандома, копить деньги и сутками стоять в очередях, мониторить «твиттер» и скачивать каждую новую песню. Что угодно, лишь бы снова и снова чувствовать себя настолько живой.

Она превратилась в один сплошной восторг, когда Томас спрыгнул в зал, чтобы поближе подойти к фанатам. Они тут же закричали, огромной мощной волной подступая вперёд. Эйфория помешала Никки вовремя понять, что происходит. Сначала ей стало трудно дышать – от счастья, скорее всего, затем ограждение больно впилось в грудную клетку, – ну, это обычная плата за место в первом ряду. Но когда Томас оказался прямо перед ней, Николь услышала ужасающий хруст, а потом боль смешалась с радостью – в глазах мгновенно поплыло, и она провалилась куда-то во тьму, держа за руку своего кумира, одними губами произнося строчки песни и понимая, что на этом для неё всё и закончится.

* * *

У неё болело всё: голова – от выпитого алкоголя, тело – от неудобной позы, лицо – от бесконечных слёз. А главное – душа. Прерывистый и тревожный сон не принёс облегчения. Джо лежала на кресле, прокручивая в голове разговоры с Лео, пытаясь найти зацепки, понять, где она проглядела его ложь. Получалось – везде. Теперь каждая его улыбка, каждое касание, каждое слово казались ненастоящими. И это место. Оно напоминало о том, какой дурой она была. Счастливой дурой – в этих стенах. Словно маленький мирок, где Джелео всё-таки существовали по-настоящему. Но в большом реальном мире им не было места. Ей, обманутой, униженной и сломленной, тоже. Джо и представить не могла, что можно любить человека даже после того, как он оказался таким подонком. Хотя, возможно, это была фантомная любовь – ей ведь нечем было больше любить. Чувствовать. Ей не за что было держаться. Она погибала, словно в дешёвом фильме, лёжа на руках у любимого под проливным дождём. Так мерзко и пафосно всё это выглядело.

Она больше не могла находиться здесь – среди воспоминаний и остатков надежды. Но и уйти не могла: эта база была последним оплотом того, во что она верила. В порыве какой-то неудержимой ярости она принялась швырять оставшиеся инструменты – те, что ребята не увезли с собой, – срывать гирлянды и фото, разбивать о стены бокалы, оставляя порезы на ладонях. Кровь немного отрезвила её. Но даже физическая боль не могла перекрыть душевную. Нет, она не могла чувствовать – боль была настолько всеобъемлющей, что заглушала остальные ощущения. И у Джо было только одно решение, чтобы прекратить всё это.

Отыскав на полке одну из зажигалок Дома, она подожгла сначала плед, на котором ещё недавно… Нет, лучше не думать, потому что хочется кричать, пока лёгкие не лопнут, пока голос не сорвётся на осиротелый хрип, но она словно онемела.

Дальше всё далось куда легче: подушки, плакаты, алкоголь из разбитых бутылок – всё занялось очень быстро. Стоя в окружении огня, Джо, наконец, смогла закричать – так, словно её сердце живьём вынимали из грудной клетки.

Огонь, как милостивый символ прощания, поглощал всё: воспоминания, боль, ложь, любовь… И её саму.

* * *

Дорогой Лео!

Так уж и быть, в твой День я не стану дразнить тебя Леопольдом… ой! (:

Идея с письмами казалась просто потрясающей, пока я не села писать сама. Даже не знаю, на самом деле, что я ещё не сказала тебе лично – из наших переписок можно составить целый роман. Это немного странно, что я знаю столько всего о тебе, о группе, хотя по сути – я просто посторонняя. Но это приятно. Все наброски, что ты мне показывал, истории, которые внезапно оказались у меня в сообщениях, – всё это открывает тебя с другой стороны. Не то чтобы ты на сцене что-то играл… Это как две грани одной личности: искренний артист, который душу выворачивает перед целым залом, и простой человек, который любит шутить и часто загоняется. Да-да, Лео, ты правда слишком много думаешь. Иногда я боюсь, что ты не выдержишь своих собственных тараканов в голове и просто сойдёшь с ума. Я вообще часто боюсь за тебя…

Ты даже не представляешь, насколько можешь вдохновлять. Пройти путь от человека, который просто любил петь каверы, до солиста такой потрясающей группы! Вы ведь сами себя создали, отказавшись от многого, но получив взамен ещё больше, ведь так? И то, с каким упорством и упрямством (да-да, Честен, в тебе одном его на всю группу хватит) вы идёте к мечте, не может не восхищать. Но я переживаю – мне кажется, иногда ты забываешь, что ты просто человек. Что тебе нужно спать, расслабляться, что не всё в этом мире зависит от тебя. А ещё ты слишком отдаёшь себя – песням, людям, музыке. Не забывай оставлять что-то себе, ладно? Как сказала однажды Эмма: «Мы переживаем за него больше, чем он сам за себя». Так что да, помни, сколько людей стоит за твоей спиной, готовые в любой момент подхватить, если это понадобится. Но пускай не понадобится, хорошо?