Свет - Рейвен Кеннеди

в пабе? – спрашивает Слейд, прижавшись губами к моей груди, к тонкой полоске прямо над затвердевшим соском. Он обхватывает его губами, намочив ткань языком, и пальцем проскальзывает под край трусиков.

Вырвавшийся из моего горла стон отдается эхом в этом замкнутом пространстве.

– Можешь флиртовать и играть сколько угодно, – вкрадчиво шепчет Слейд, облизнув другой мой сосок и окутав его таким же влажным теплом. – Можешь заставлять мужчин и женщин желать, вожделеть тебя, и я буду вожделеть вместе с ними.

Сердце гулко бьется в груди, отчего я не могу перевести дыхание. Слейд начинает вводить в меня палец. Сгибает его. Ласкает большим пальцем клитор. Заставляя меня изнывать от желания.

– Слейд…

Другой рукой он обхватывает мое лицо и тянет на себя, чтобы поцеловать, на что я с готовностью откликаюсь. Он резко кусает меня за губы и ласкающе проводит по этому месту языком, прижимаясь ко мне мягкими губами.

Идеальный танец.

– Хочешь друга? Я буду очень дружелюбным по отношению к тебе до конца наших дней.

Он смотрит на меня, проводя большим пальцем по моей нижней губе, а другим еще сильнее прижимаясь к моему клитору, заставляя меня извиваться.

– Великие боги…

Слейд берет меня за подбородок и поворачивает к себе щекой.

– Хочешь поцеловать незнакомца? – добавляет он, и его дыхание ласкает меня темной дымкой. – Вперед. – Он еще сильнее прижимает палец к моему лону, вводя второй палец. Большим пальцем двигает быстрее. Так упоительно.

Я не могу думать, а могу лишь слышать его. Чувствовать его. Его слова и его прикосновения, и все во мне хочет воспылать и лопнуть.

– Если тебе нужно целоваться, трахаться и играть, чтобы почувствовать себя свободной, тогда так и делай.

Я выгибаюсь еще сильнее, тело умоляет, ищет… а голова кружится от его слов. Он касается ртом моего уха, держа рукой за талию, а другой создает трение, от которого я начинаю воспламеняться.

– Но помни, Аурен. Свое тело, свое наслаждение – ты подарила их мне. Потому я буду рядом, куда бы ты ни решила отправиться. В паб. В море. В постель. Я буду с тобой. Буду смотреть на тебя. Ты моя, а я твой, и какого бы удовольствия ты ни искала, я буду рядом. Буду наблюдать за тем, как ты его получаешь, и потом сделаю в десять раз приятнее, потому что ты моя, а мне важно, чтобы ты получила то, что тебе нужно.

Его слова. Его пошлые, восхитительные слова.

Они – бальзам против бурных сомнений, покрывающий меня соблазнительным согласием.

– Слейд…

– Кончи для меня, Золотая пташка.

И я кончаю. Мое тело пронзает такое жаркое удовольствие, что кажется, будто меня окунули в ледяную воду. Я выгибаюсь другой и вскрикиваю от удовольствия, которое доставляют его прикосновения, его слова.

Я вспыхиваю, когда на меня накатывает ослепительное наслаждение, и с головы до ног меня пронзает дрожь.

Туман блаженства, застилающий глаза, развеивается через несколько секунд. Болит все мое тело, как обугленная земля, в которую только что ударила молния, и я почти обмякаю в объятиях Слейда.

Но он смеется.

А мне знаком этот смех.

– Не расслабляйся. Мы только начали.

Глава 50

Аурен

Мое удовольствие медленно сходит на нет, и через секунду я осмысливаю его слова. В глазах Слейда мелькает озорной огонек, от которого у меня сводит живот.

Вынув руки из петли, я ерзаю у него на коленях.

– Что?

– Мы вели очень серьезный разговор и пока не совсем его кончили.

– Правда? Потому что я-то точно кончила, – ухмыльнувшись, говорю я.

На его красивом лице расплывается улыбка, а на шее покачиваются темные линии.

– К тому же, может, я хочу поцеловать одного из тех незнакомцев, о которых мы говорили, – подначиваю я.

Чертовски меня удивив, Слейд протягивает руку и отодвигает уголок занавески.

– Выбирай.

Я тут же оказываюсь прижатой к его груди и, вытаращив глаза, смотрю через приоткрытое окно на людей, мимо которых мы проезжаем по улице.

– Слейд, – шиплю я.

– Не волнуйся, им тебя не видно. Только если ты сама этого захочешь.

Наверное, есть во мне что-то порочное, потому что в жилах закипает кровь.

Слейд заправляет нижний угол занавески в оконную раму, и она остается отогнутой на дюйм.

– Я трахну тебя в этой карете, Золотая пташка.

Прижав руки к его плечам, я чувствую, как мое тело охватывает дрожь.

– Но на улице люди, – говорю я, даже сейчас часто дыша, и поворачиваюсь, смотря через занавеску. – Зря я вообще позволила тебе то, что ты уже сделал. А если кто-нибудь увидит? Услышит?

– Да, и что тогда?

Я и не подозревала, что он может вести себя еще более постыдно, чем до этого, но Слейд ничего не делает наполовину. А когда вопрос касается витающей между нами страсти, Слейд всегда раздувает ее пламя еще сильнее. Он застает меня врасплох, лишая разума нахлынувшим вожделением и заставляя жадно приникать к нему.

– Мы в самой оживленной части города. На улицах полным-полно людей. И все же ты сидела у меня на коленях и извивалась, пока я ласкал твое влажное лоно.

Я касаюсь руками его твердых мускулов.

– Слейд.

Он вжимается в меня, касаясь чувствительного местечка твердым членом, и я вздрагиваю. От одной только мысли, как он погружается в меня, когда нас отделяет от толпы людей всего лишь тонкая стена кареты, у меня учащается пульс. Даже сейчас я слышу неразборчивые крики и речь, стук копыт и скрип; слышу, как хлопают дверьми и ходят десятки людей, шаркая ногами.

От этого мое сердце пускается вскачь.

Слейд ухмыляется, словно читая мои мысли.

– Если хочешь что-то испытать, то давай так и сделаем. Для начала давай посмотрим, возбудишься ли ты еще сильнее, если мы займемся этим почти на людях.

Он снова прижимается ко мне, вынудив громко выдохнуть.

– А если захочешь испытать это с другим, тогда скажи одно только слово, и я отведу тебя в ближайший бордель, и ты сможешь выбрать сама.

Он сжимает пальцами мою талию, раскачивая на своем члене. Снова. И снова. И снова. Неважно, что я только что испытала оргазм, потому что от того, как Слейд ласкает мое тело и медленно пробуждает во мне похоть, снова становится жарко, а между ног – влажно.

Мое лицо словно парит над дымящейся чашей, оставляя с румяным блеском.

– Как ты можешь с такой легкостью это говорить? – спрашиваю я срывающимся голосом.

– Нам нечего стыдиться. Особенно в постели.

В доказательство он разворачивает меня, и