Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации - Елена Прудникова

Еще 8 апреля 1927 года Главное управление погранохраны и войск ОГПУ выпустило следующую директиву: «Возросшее влияние Англии в Польше и Румынии, давление ее на Германию, ратификация Италией по настоянию Англии захвата Румынией Бессарабии являются показателями подготовки войны против нас. Вместе с тем успехи китайской революции наносят удар по мировому империализму…» и т. п. «…Подобная обстановка должна будет вызвать возрастающее усиление диверсионной и шпионской работы против нас, как непосредственно на границах, так и в тыловых, главным образом, промышленных районах Союза… Весной и летом возможен ряд диверсионных налетов на нашу территорию (на границах Польши, Латвии и Дальневосточного края это особенно возможно)».

Ясно, что из международной обстановки никоим образом не следует усиление диверсионной работы в конкретные месяцы на конкретных границах – такое предупреждение может исходить только от разведки. Париж, где базировалась основная часть белоэмигрантских организаций, был буквально нашпигован агентами ОГПУ, так что эта заслуженно нелюбимая эмигрантами контора была в курсе их сокровенных планов.

В марте в Териоках (Зеленогорск), формально на территории Финляндии, но на самом деле рядом с Ленинградом, зам. председателя и фактический руководитель Русского общевоинского союза (РОВС) генерал Кутепов провел совещание с членами своей террористической организации, на котором заявил, что надо немедленно приступить к террору против СССР, а в апреле отдал соответствующий приказ. Тогда же председатель общества барон Врангель отправился инспектировать отделения Союза. А потом началось…

31 мая в СССР через финскую границу проникает группа террористов – та самая знаменитая Захарченко-Шульц со товарищи, которая была прославлена фильмом «Операция „Трест“». 3 июня они пытались подложить бомбу в общежитие ОГПУ, 6 июня – бросают бомбу в бюро пропусков на Лубянке. 7 июня еще один теракт, на сей раз успешный: в Ленинграде террористы устраивают взрыв в помещении партклуба на Мойке, результат – 35 пострадавших. В Минске в результате диверсии погибает начальник белорусского ОГПУ Опанский.

16 июня на дальневосточной границе пограничники ведут бой с бандой белогвардейцев. В июле на советско-латвийской границе задержана группа террористов-белоэмигрантов. 21 августа на советско-финской границе задержаны два террориста, на следующий день – еще два. 26 августа – перестрелка пограничников с нарушителями на берегу Онежского озера. 21 октября – в районе Сестрорецка бой пограничников с группой террористов. 22 октября в районе Благовещенска – бой пограничников с группой диверсантов, перешедших границу с заданием взорвать железнодорожный туннель.

Во второй половине 1927 года только РОВС провел более двадцати крупных терактов и пограничных столкновений на европейских границах Союза. Притом что в целом работа была признана неудачной, о чем барон Врангель писал начальнику 2-го отдела РОВС генералу фон Лампе: «попались на удочку ГПУ почти все организации…» Отдельной строкой шел Дальний Восток. Отдельной – индивидуальные террористические акты, которых в течение 1927 года было зарегистрировано девятьсот, – а ведь в деревне еще было спокойно.

С чего вдруг такой взрыв активности? Неужели в самом деле близится война? Или тут какие-то иные причины, но какие?

…Параллельно с этим внутренним террором имели место и крупные политические теракты, причем почему-то в странах, дававших особый, конкретный приют белым эмигрантам, на чьей территории базировались постоянно наведывавшиеся на советскую сторону банды.

7 июня в Варшаве белоэмигрантом Ковердой убит полпред СССР Войков. 2 сентября в здании полпредства застрелен белогвардеец, пытавшийся убить поверенного в делах СССР в Польше. В конце августа в Китае кто-то пытается отравить на банкете главного советского военного советника Блюхера. Вместо него отравленное вино выпивает другой советник – Зотов, так что теракт хоть и не вполне удачный, но результативный.

Восток, в том числе и Дальний, – дело тонкое, а вот любое шевеление в Польше настораживало советское правительство всерьез. Особенно после того, как в 1926 году к власти там пришел махровый антисоветчик Пилсудский, а советские предложения заключить с Польшей пакт о ненападении встретили отказ. Поэтому неудивительно, что хотя неприятности мы имели с Англией, «царицей морей», в середине мая 1927 года наркомвоенмор Ворошилов отправляется инспектировать не Балтийский флот, а Украинский военный округ. Именно тогда он написал потрясающее письмо, в котором описывал, как во время прохождения войск через Киев кони шли по ковру из цветов. «Военная тревога» еще не объявлена, а на Украине, помнящей поляков, бросают цветы под копыта коней своих единственных защитников.

И вот смотрите: мало ли в Европе советских дипломатов? – но почему-то дважды покушаются именно на наших представителей в Польше, отношения с которой и так висят на волоске. Что это, если не провокация войны?

Нет, конечно, СССР не стал бы сам объявлять войну Польше – но в столь напряженной обстановке кто-то мог просто ошибиться и нечаянным движением порвать волосок.

Кто за всем этим стоял? Какие-то происки Британии, конечно, могли иметь место, но явные нити вели не в Лондон. Савинковский Союз защиты Родины и свободы, основной базой террористов которого традиционно являлась Польша, был связан скорее с французами, чем с британцами, и поставлял информацию французской разведке. Да и РОВС находился во Франции, и финансировавший нелегальную работу на территории СССР Торгпром[238] обитал там же. А вот уже совсем интересно: в конце июня при переходе турецко-советской границы задержан эмиссар Парижского бюро ЦК СДПГ (грузинских меньшевиков) с директивами о подготовке восстания в Грузии. Нет, определенно что-то готовилось, и другие события этого года свидетельствуют о том же. А именно – странное поведение оппозиции.

Оппозиция в РСДРП существовала, как и полагается в приличной партии, с момента ее зарождения, время от времени активизируясь. К этому все давно привыкли, и никого это не удивляло. Но до сих пор она ограничивалась в основном легальной «говорильной» деятельностью. На этом поприще ее представителей постоянно били – иногда в словесных баталиях, а порой и весьма чувствительно, все партдискуссии она с треском проигрывала. И вот весной 1926 года количество поражений перешло в новое качество работы: объединившаяся, наконец, оппозиция организовала конспиративный центр. Кроме традиционной подпольно-пропагандистской деятельности он имел агентуру в ЦК и ОГПУ, группу, которая занималась работой среди военных. Такие же центры имелись в Ленинграде, Киеве, Харькове, Свердловске и других городах, существовали связи с аналогичными группами в иностранных компартиях. (И что любопытно, советских военных, многие из которых прежде служили в царской армии, в то же время активно окучивал РОВС. Наверняка ведь пересекались…)

Во главе этой нелегальной «второй партии» встали Троцкий и Зиновьев, фигуры чрезвычайно влиятельные. Троцкий до недавнего времени был наркомвоенмором и сохранил сильные позиции в армии. В партии он тоже имел немалое влияние, собирая вокруг себя всех обиженных и недовольных. Да и его нынешняя должность – председатель Главного концессионного комитета – тоже немало значила. Наконец, Лев Давидович всю дорогу крутил какие-то смутные шашни с заграницей. Какие именно и кто его финансировал – неизвестно толком до сих пор, однако, судя по размаху оппозиционной работы, денежки были неплохие. Зиновьев же – до недавних пор глава Ленинградской области и председатель Исполкома Коминтерна.