Демоны Дома Огня - Александра Груздева

– Тяжело причинять боль тем, кого любишь, не так ли? – почти ласково осведомился дон Гильяно.

– Пожалуйста, пожалуйста… – глухо бормотал Ян, все еще не отнимая ладоней от лица. – Не забирайте ее у меня. У меня ничего… никого нет. Вы можете быть одни. У вас есть что-то, что всегда с вами. Ваше одиночество не так ужасно, как мое.

Дон Гильяно, будто не замечая стенаний Яна, обратился к сыну:

– Покажи мне свои руки.

Ашер с усилием перевернул одну руку ладонью вверх, потом – вторую.

– Да, от схем Первого Стража мало что осталось, – с сожалением проговорил дон Гильяно.

Узоры и фигуры на ладонях сломались, слиплись. Их словно расплющила многотонная сила. Они выглядели смазанными, слитными. Линии перетекали одна в другую, образуя чудовищную мешанину. Эти ладони отныне были способны только на ложь, а не на правду.

– От тебя, мой мальчик, нам не будет никакого толка.

– Но я многое помню, – возразил калека. – Отец, позвольте мне вернуть мои руки. Я смогу стать для вас полезным.

– Что-то быстро ты присмирел, – нахмурился дон Марко. – Непохоже на тебя. Почувствовал свою выгоду? Или воротник натер кривую шею? А может, тебе жаль ее? – Он обвиняюще ткнул пальцем в сторону Ады. – Думаешь, что можешь разжалобить меня? Ты предал всех нас, ты предал Дом Гильяно. И ради кого? Ради женщины даже не одной с тобой крови, чужой глупой плясуньи-мартышки, недочеловека, почти животного! – Скрюченные пальцы калеки сжимались в кулаки, но он не смел возразить дону Гильяно. – Чего ты добился? Уродства? Увечий? Ах да, ты привел к нам лилу! Подарил шанс на спасение от эпидемии, которую оставили нам в наследство синеглазые ублюдки. За что же они нас так одарили? Да за то, что ты отнял у них единственное доступное им развлечение. Говоришь, что хочешь вернуть руки? А может, и смазливую мордашку в придачу? – загромыхал дон Гильяно, и удару его кулака по столу жалобно вторил фарфор. – Пока я не буду уверен в твоем полном раскаянии, ты не получишь прощения.

Плясунья-мартышка. Это ведь он про нее, Аду. Вернее, про танцовщицу Амриту. Впрочем, наверное, и Аду дон Гильяно считает недочеловеком, почти животным, как и всех людей, которые не вхожи в их распрекрасный Дом. Сказать бы этому дону в лицо все, что она о нем думает!

Дон Гильяно неожиданно успокоился, будто и не грозил только что кулаком хрупким фарфоровым чашкам:

– У меня в кабинете вещи, которые тебе дороги, Ашер. Обручальное кольцо, дневник твоей жены. Когда сможешь подняться наверх, я верну их тебе.

* * *

После завтрака следовало Целование рук. Гильяно и те, кто принадлежал Дому, подтверждали верность своему дону. Аде нечего было подтверждать, и, дождавшись, когда все выстроятся в очередь к дону Марко, она сбежала.

Весь день она провела на пляже, боялась вернуться в Дом. Солнце прихватило ее, беззащитную, румяным ожогом. А она все сидела у кромки воды, набегавшая волна гладила пальцы ног, чуть позже начала заливать щиколотки.

Ада спряталась под забытым на пляже тентом. Он потерял упругость и хлопал отвисшим животом на ветру. Она каждый раз пугалась, вздрагивала, будто от чужих шагов, хотя ведь шаги по песку будут, скорее всего, неслышны. Чего она ждала? Что Ашер придет и найдет ее?

Ветер высушил волосы до соломенной ломкости. Губы разъедала соль. Солнце потеряло новизну, как стершаяся монета. Пора было возвращаться. Она так и не придумала, что делать и как поступить. Отряхивая ноги от прилипшего песка, вдруг поняла, что должна пригласить его. От нее этого ждут. Все гадают, решится ли она.

Дом стоял притихший, все куда-то подевались. «Наверное, одеваются», – подумала Ада. Она еще ни разу не задерживалась так поздно, не нарушала правил. Ей оставалось миновать ширмы Мемориальной гостиной, выйти в холл, а там – лестница на Женскую половину и благословенная защита спальни, где все уже стало привычным, где ее ждут платья и туфли – верные друзья, за неимением друзей лучших. Они обнимут тебя, обхватят ремешками-застежками, они не подведут, их прикосновения легки и торжественны.

И тут из Мемориальной гостиной раздался грохот. Там что-то упало и непоправимо разбилось. Ада метнулась к просвету между ширмами. Осколки сине-белых китайских ваз валялись, как хрупкие трупики птиц. Посреди ковра сидел сгорбленный карлик, прижимая к груди фотографию в рамке. Пустой квадрат на стене подсказал Аде, какое фото он снял. Немолодая женщина, благородное лицо, жемчужные нити седины в прическе. И как только смог дотянуться? Наверное, сбивал портрет тростью. Вот и остальные снимки в ряду покосились. «Это ведь донна Кай», – догадалась Ада.

Именно эту женщину Ада видела во снах, которые навевало ей сапфировое ожерелье. Правда, незнакомка из снов была молода, но взгляд ее выдавал властность, а осанка не оставляла сомнений, кто истинная хозяйка Дома.

Лицо Ашера исказилось, как будто он испытывал сильную боль. Зажмурил глаза. Сердце у Ады сжалось: «Заплачь – и тебе станет легче». Но Ашер не мог плакать. У него все еще не было слез. Она поспешно отступила, чтобы он ее не заметил.

Пары на ночь складывались сами собой. Но сегодня Ада не замечала красоту Церемонии. Она должна пригласить Ашера Гильяно. Она и не думала, что так трудно будет это сделать. Приглашать мужчин не принято. Никто так не поступал. В какой-то момент Ада почувствовала себя танцовщицей из сна. Ее осудят? Над ней будут смеяться? Но самое страшное, что она сама не хотела даже близко подходить к этому карлику.

Вот он прислонился к резной деревянной колонне, в изнеможении прикрыл глаза. Все это время он пытался держаться, шутил, дружески кивал каждому, кто подходил к нему со словами ободрения. Но силы утекали. Никогда он еще не чувствовал такого бессилия. Тяжело было поднять руку для приветствия. Тяжело было стоять. Тяжело было даже смотреть. Колонна надежно поддерживала его, только ей он мог довериться. Ашер не чувствовал ног, руки сводило от напряжения – ведь на них лежала вся нагрузка. Он то ли по-старчески уснул, то ли провалился в обморок. Очнулся, когда почувствовал дуновение воздуха, – кто-то подошел, вторгся в его границы.

Теперь она была даже выше него. Ада сделала неловкий реверанс. «Она знает», – мелькнуло в уме. И будто с раны сошла корка: было больно, но пришло и облегчение – теперь рана заживет быстрее. Но вслух хрипло произнес:

– Кто-то рассказал тебе сказку про Первого Стража и танцовщицу?

– Это не сказка, – дрожащим голосом ответила она. – Я многое видела как во сне, только это был не сон.

Странно, но за всеми морщинами, за слезящимися глазами она различала прежние черты Ашера Гильяно.

– Но я уже не Первый Страж. Всего лишь мерзкий карлик. А ты не танцовщица, чтобы приглашать меня. Это не по правилам.

– Здесь все нарушают правила. Разве нет?

– Но ты не имеешь права их нарушать, ты не принадлежишь Дому.

Она стояла, не понимая, что ей делать теперь. Все потеряло смысл. Она чувствовала, что вот-вот упадет, сил стоять на ногах не осталось. Слезы выступили на глазах.