Поклонники Сильвии - Элизабет Гаскелл

Никто не ведал, что происходит в душе Сильвии, да она и сама не смогла бы объяснить. Порой она просыпалась по ночам и плакала от жуткого чувства одиночества: все, кто ее любил, кого любила она, исчезли из ее жизни – все, кроме дочери, теплого нежного существа, что лежало в ее объятиях.

Но потом ей вспоминались слова Джеремаи Фостера – слова, которые она в свое время приняла за проклятие. И как же ей хотелось найти какой-нибудь ключ, который помог бы ей проникнуть во мрак неведомого, где рождаются и благословение, и проклятие, узнать, может, она и вправду совершила страшный грех, который падет на ее милую, восхитительную, невинную дочурку.

Если б кто-нибудь научил ее читать! Если б кто-нибудь объяснил ей значение грозных слов, что она слышала в церкви или часовне, помог постичь смысл таких понятий, как грех и благочестие! Доселе эти слова мелькали лишь на поверхности ее сознания! Ради дочки она должна подчиняться воле Божьей. Если б еще знать, какова Его воля и как ее исполнять в повседневной жизни.

Но не было никого, кому Сильвия осмелилась бы признаться в своем невежестве, у кого могла бы почерпнуть информацию. Джеремая Фостер намекал, что ее дитя, славная, веселая малышка Белла, у которой для каждого найдется доброе слово, которая каждому готова подарить поцелуй, будет тяжко страдать за правдивые, справедливые речи своей обманутой, возмущенной матери. Элис всегда отзывалась о ней как о пропащем человеке и в то же время упрекала ее за то, что она никогда не пользуется милостью Господней, а та просто не знала, как ее получить.

А Эстер, которую Сильвия охотно полюбила бы за ее неизменную доброту и бесконечное терпение ко всему и вся, что ее окружало, казалась холодной и неприступной в своей невозмутимой сдержанности. Более того, Сильвия чувствовала, что Эстер возмущена тем, что она никогда не упоминает про отсутствующего мужа, хотя та понятия не имела, что у Сильвии имелась веская причина вычеркнуть Филиппа из своей жизни.

Казалось, один только Кестер жалел ее, но свое сочувствие он выражал скорее взглядами, чем словами, ибо, когда он навещал Сильвию, а это порой случалось, они, по обоюдному молчаливому согласию, мало говорили о прежних днях.

Кестер все так же квартировал у своей сестры, вдовы Добсон, перебивался случайными заработками, иногда ради этого на несколько недель удаляясь в сельскую глушь. Но по возвращении в Монксхейвен он обязательно навещал ее и маленькую Беллу. И если он работал где-то поблизости от города, то недели не проходило, чтобы он не зашел к ним в гости.

Во время этих его визитов они не вели серьезных разговоров. Обычно коротко обсуждали незначительные события, интересовавшие их обоих. И лишь внезапный взгляд или недосказанное слово свидетельствовали о том, что есть тайны, которые не забыты, просто о них не упоминают.

Дважды Сильвия, провожая Кестера, в дверях шепотом спрашивала, не слышал ли он что-нибудь о Кинрэйде с тех пор, как тот последний раз приезжал в Монксхейвен, и оба раза (с интервалом в несколько месяцев) получала односложный ответ: нет.

Больше ни при ком Сильвия не упоминала его имя. Впрочем, даже если б и захотела, ей не у кого было расспрашивать про него. В день святого Мартина Корни покинули Мосс-Брау, уехали далеко, в Хорнкасл. Правда, Бесси Корни, выйдя замуж, попрежнему жила не так далеко, но они с Сильвией никогда не были особенно близки. Те условно дружеские отношения, что они поддерживали в девичестве, заметно охладели три года назад, когда пришло известие о предполагаемой гибели Кинрэйда.

Однажды перед Рождеством текущего, 1798 года Кулсон пригласил Сильвию в магазин, где он вместе со своим помощником распаковывал тюки зимних тканей, поставленных им из Западного райдинга и прочих мест. Когда Сильвия пришла на его зов, он рассматривал роскошную материю на платье – ирландский поплин.

– Смотри! Узнаешь? – задорно спросил он, уверенный, что она должна обрадоваться.

– Нет! Разве я ее уже видела?

– Эту – нет, а точно такую видела.

Не проявляя особого интереса, Сильвия озадаченно смотрела на ткань, словно пыталась вспомнить, где прежде она могла видеть нечто подобное.

– В марте прошлого года на званом ужине у Джона Фостера моя миссус была в платье из такой материи. Тебе она очень понравилась. И Филипп только и думал, как бы достать такую для тебя. Он задействовал кучу народу, чтобы те связались со своими коллегами, и в тот самый день, когда он исчез в неизвестном направлении, прежде он через братьев Досон из Уэйкфилда отослал в Дублин заказ на точно такую ткань для тебя. Джемайме пришлось отрезать лоскут от своего платья, чтобы у него был точный образец расцветки.

Сильвия сдержанно выразила свое восхищение тканью и затем быстро покинула магазин, к великому неудовольствию Кулсона.

Всю вторую половину дня она была необычайно тиха и подавленна.

Элис Роуз, беспомощно сидя в своем кресле, пристально наблюдала за ней.

В конце концов, когда Сильвия в очередной раз неосознанно издала протяжный вздох, старая женщина заметила:

– Ты найдешь утешение в религии, как и многие до тебя.

– Каким образом? – Сильвия вздрогнула, обнаружив, что за ней наблюдают, и быстро посмотрела на Элис.

– Каким образом? – Готового ответа у старушки не было: поучать-то ведь куда проще. – Библию читай, вот и узнаешь.

– Я не умею читать, – призналась Сильвия, от отчаяния больше не в силах скрывать свое невежество.

– Читать не умеешь! А еще жена Филиппа! Он-то у нас большой ученый! Вот уж воистину неисповедимы пути Господни! Взять нашу Эстер, она грамоту знает не хуже любого проповедника, а Филипп променял ее на девицу, которая Библию читать не может.

– Филипп и Эстер…

Сильвия осеклась. Ее раздирало любопытство, но она не знала, как сформулировать вопрос.

– Много раз я видела, как Эстер садится за Библию, когда Филипп увивался за тобой. Она знала, где искать утешение.

– Я бы с радостью стала читать, – робко промолвила Сильвия. – Если б кто-нибудь меня научил. Возможно, мне это помогло бы. Я так несчастна.

В ее глазах, обращенных на суровое лицо Элис, стояли слезы, что не укрылось от внимания старой женщины.

Печаль Сильвии тронула сердце Элис, но она не выказала сочувствия. И с ответом не торопилась.

Однако на следующий день старушка призвала к себе Сильвию и тотчас же, как малое дитя, начала учить ее читать первую главу Книги Бытия, ибо никаких других текстов, кроме Священного Писания, она не признавала, считая, что чтение любых других книг – это тщета, суета сует. Сильвии и теперь учение давалось с трудом, но она проявляла смиренность и желание постичь науку чтения, и эта ее готовность радовала Элис и необыкновенно влекла ее к молодой женщине, в которой она уже надеялась увидеть не только ученицу, но и новообращенную.

Все это время Сильвию не отпускало любопытство, пробужденное обмолвкой Элис об Эстер и Филиппе. Мало-помалу она снова подвела разговор к этой теме и получила подтверждение своей догадке; Элис, доказывая ничтожность мирских привязанностей, не стеснялась приводить в пример печальные факты из собственной жизни, из жизни дочери и других людей.