Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон

Уилл умолк, и мне показалось, что он может перестать. Чтоб поощрить его, я сказал:

– Но мистер Смиткоут! Что же вы видите в нашем будущем? Сегодня воскресенье, и преподавательский состав вернется в кампус уже завтра с самого утра. Начнут заполняться стоянки машин. Снова загомонят в библиотеке. Все это знакомо и предсказуемо. Все это известно. Но что же еще видите вы для нас? Помимо еще одного семестра аккредитованного обучения? Помимо оглушительного успеха нашей грядущей рождественской вечеринки? Помимо всего этого – что еще вы можете рассказать нам о будущем, до которого мы никак не дотянемся, хоть оно и ждет нас так близко?

При этом Уилл в последний раз затянулся сигарой. И хотя я этого тогда не знал, слова его останутся со мной до моего собственного окончательного растворения. Выдыхая дым в вечность, он произнес:

– Наше будущее, Чарли, ярко лишь как лампочка накаливания, что освещает этот тусклый кафетерий. И как эта лампочка, будущее наше будет проживаться в мире тупой результативности. В будущем валютой жизни станет эффективность. Это она займет место нашей человечности. Ибо тогда настанет день, когда двигаться мы будем быстрее, вырастем выше, жить станем дольше и знать больше – и без особых раздумий мы постепенно начнем считать все это достижениями. Мы сумеем покорить далекие представления, даже не понимая внутренних бурлений наших собственных сердец. Мы взберемся на горы, которых раньше не могли достичь, и разработаем технологии, которых никогда не могли вообразить. Мы начнем поклоняться нашим нововведеньям, как божествам. Инновация станет нашей верой. А результативность будет нашим богом. Прогресс – нашей молитвой. Но у слов наших молитв больше не будет звука. Нашу человечность обменяют на трофеи новизны. И души наши возложат на алтарь непрерывного улучшения. В будущем, Чарли, мы все будем регионально аккредитованы…

Слышно было, как в подсобке завелся льдогенератор. Уилл перевел взгляд на звук, потом снова посмотрел на меня:

– Но это не меняет коренных истин мира. Не меняет природы наших душ. Потому что по-прежнему есть и несказанно высокое. И оно сопротивляется наскокам человека. Время – единственный хозяин, которого я когда-либо признаю. И вода – единственное, что заставит меня верить. Вода – мой проводник. А слова – мое спасение. И Господь во всей милости Его и справедливости станет нашим окончательным Аккредитором и будет ждать нас у врат…

* * *

– Ты ничего не забыл, Чарли?

– Что, прости?

– Ты меня слышал, Чарли. Ты ничего не забыл?

Бесси стояла в дверях моего кабинета. На вид – недовольная. Но и сердитой она не выглядела. За те месяцы, что мы провели с нею вместе, я часто видел ее в гневе. Я видел ее свирепой. В моем присутствии она обижалась и огорчалась. И я бывал свидетелем ее шума и ее ярости, все ее недостатки, предвзятости и ранимость вскипали и переливались через край. Я видел, как она в ответ хлещет наотмашь. И ежился от ее припадков раздражительности. Я видел все это – и не только это. Но такой я не видел ее никогда. В отличие от тех остальных разов, теперь она была попросту спокойна, смирна, далека. Что-то было очень не так. И хотя я знать не мог, в чем тут дело, было ясно, что изменилось что-то важное. И оно невосстановимо. И отнюдь не к лучшему.

– Не забыл ли я чего-то? – ответил я. – Да нет вроде. А почему ты спрашиваешь?

Бесси холодно глянула на меня.

– Забыл. Забыл-забыл.

– Что забыл?

Бесси покачала головой.

– Невероятно, что ты забыл…

– Да что забыл?!

– Ничего, – сказала она. – Давай просто покончим с этим подведением итогов…

– Ну да, – сказал я. – Так на чем мы остановились?

– На чем мы остановились?

– Вот именно, на чем?

– Мы у тебя в кабинете, Чарли. Ты только что провел свою фокус-группу повышенной значимости, и мы стоим у тебя в кабинете. Если внимательно прислушаться, ты еще сумеешь уловить пощелкивание маятника на фоне. У тебя на столе стопка пыльных бумаг. В данный момент ты сидишь за этим столом и держишь в руках два пузырька с пилюлями. Я стою в дверях. Вот на чем мы остановились, Чарли…

– Я не это имел в виду. Я хотел уточнить, Бесси, на чем мы остановились исторически? Потому что хорошее подведение итогов должно дать быстрый обзор того, что произошло только что. Оно должно предоставить результативную историю того, что недавно имело место, его итогов и его смысла. Результативное подведение итогов должно предложить планы на следующие шаги. От него верные слушатели устремляются к выходу с концерта с песней любви в сердцах. Вот что должно делать хорошее подведение итогов, Бесси. Я это точно знаю, потому что некогда прочел в книге, которую дал мне Рауль…

Бесси взирала на меня с холодом во взгляде. Голос ее звучал спокойно. Ее манера сменилась на свою противоположность. Руки она засунула поглубже в карманы дождевика. Глядя на меня, она сказала:

– Ну так давай я тебе с этим помогу. Хочешь поговорить об истории? Позволь мне оказать тебе такую честь. Видишь ли, твоя история начинается несколько месяцев назад, с твоим прибытием на временную автобусную остановку и твоим визитом в бар, где с тобой познакомились мои друзья. Они мне все о тебе рассказали, Чарли. И предупредили меня, чтобы я держалась от тебя подальше. Он не отсюда, сказали они, и не похоже, чтоб хотел стать отсюда. Он держится замкнуто и отчужденно, словно для Коровьего Мыка слишком хорош. Как будто выше всего этого…

– Бесси, о чем ты говоришь? Я никогда не заявлял, что выше чего бы то ни было. Ты к чему со всем этим клонишь?

– Ты хотел песню любви, а?

– Да…

– И попросил меня после всего задержаться, а?

– Да…

– Ты хотел закончить все подведением итогов, а? Ну так давай их и подведем…

– Но…

– Ага. Значит, вот как началась твоя история, Чарли. На временной автобусной остановке. В конце августа. И не думай, пожалуйста, будто все, что могло здесь происходить до твоего приезда, имеет какое-то значение. Потому что его оно не имеет. Для нас, во всяком случае. Твоя история начинается в тот миг, когда ты прибыл в Разъезд Коровий Мык, – когда сделал шаг со ступеньки того автобуса – и ни мгновеньем раньше…

– Бесси?

– Вот каково начало твоей истории. Ну а наша начинается через несколько дней. Видишь ли, наша история начинается с твоего беспрестанного стука в дверь кабинета моего бывшего мужа в самом начале девятого, после чего ты уселся на жесткий пластиковый стул у него в приемной. Пока ждал, ты листал журналы, делая вид, что не замечаешь меня. Однако из-за своей пишущей машинки я видела, что ты следишь за каждым моим движением. Смотришь в глубокий клиновидный вырез моей блузки. Наблюдаешь, как трепещут мои ресницы. Озираешь фигурные контуры моих плеч. Глядишь, как мне на лицо падают мои завитые локоны. Твои глаза были голодны, Чарли. Взгляд – исподтишка. Ты держался, как разведенец на охоте. Оттуда я повела тебя на общее собрание, где познакомила с таинствами жизни в Коровьем Мыке. С личностями. С групповщиной. Я помогла тебе увидеть все таким, каково оно есть, отличить ночь от дня. Мы немного поговорили, и ты дал мне понять, что тебя честно интересует любовь к нелюбимому. Ты пригласил меня на обед. Хоть я и довольствовалась своей ручной печатной машинкой, ты стоял на своем. Я уступила. Держа поднос с обедом, я открыла тебе, какой для меня могла бы стать любовь. Ты мне рассказал, как кастрировал теленка. На меня произвело впечатление. Мы условились встретиться у студии Марши, и я постаралась приехать туда вовремя. Но тебя там не оказалось. Я бродила взад-вперед по тротуару и наконец тебя нашла – полуголого на краю вселенной. Мы поехали на вечеринку у реки. Мы пили пиво. Луна сияла на нас сверху, словно единственная материнская любовь. Я направила тебя к росчисти. Ты написал мне в рот. Я пригласила тебя познакомиться с детьми. Ты все наши совместные выходные потратил на то, чтобы составить отчет по фокус-группе и разработать план по разработке плана на рождественскую вечеринку. Ты перестал бриться. Ты перестал мыться. У тебя мятая одежда. У тебя отросла борода. Ты пристрастился к пилюлям: одну глотаешь за другой, хотя ни те, ни другие не помогают тебе не засыпать… хотя ни те, ни другие не помогают тебе уснуть. Мы разговаривали. Мы еблись. Я мыла тебе посуду. Пришли и прошли два часа пополудни. Мы ждали. Потом ждали еще. А теперь мы в этом вот кабинете, где тикает маятник, а лицо у тебя свежевыбрито. Вот честно, твоя история не очень интересна, Чарли. Хотя лицо у тебя, должна признать, и впрямь смотрится очень мило. Вообще-то глаже и сияющее я его никогда и не видела…