Лимитерия - Хог Лимит

не улавливал ничего, окромя рабочего вентилятора и чьего-то копошения. Судя по мягкой подушке под головой да одеяле, натянутом до подбородка, он находится в кровати. Она небольшая, скромная, как раз под его рост. Пахло медициной. Видно, в лазарете парень.

Ужасно болела правая рука и чувствовалась неумолимая тяжесть в районе солнечного сплетения. Хог ощутил их наличие сразу же, стоило ему только двинуть бровями. Кисть выкручивало. Ломило фалангу пальцев. Мышцы чуть ниже локтя и вовсе ощущались желеобразными, отчего Лимиту на секунду даже показалось, будто она висит безвольно. Дышать было нетрудно, но и свободными вдохи тоже не являлись. Каждый раз, мышцы живота растягивая при поглощении кислорода, волонтёр ощущал, как они пульсируют. Он чувствовал себя сжатым, словно пойманная в сети рыба.

— Мм…

— Кнутик, ты очнулся?

Хог тотчас вздрогнул. Этот голос ни с чьим другим он никогда не спутает. Ибо лишь один мог назвать его по тому имени, которое тот получил при их первом знакомстве.

Пряник сидел рядом. Спектр чувств в маленьких жёлтых глазёнках настолько богат, что Лимит и сам невольно губу нижнюю поджал от подступившего к горлу кома. И только сейчас юноша понял, что находится он на кордоне. Парень не посещал лазарет «Луча» ранее, но по символу орла да некоторым знакомым голосам, доносящимся издалека, узнал место своего нынешнего обитания.

— Пряня… — Хог хотел было сказать что-то, да смолк сразу же. Заскуливший енот набросился на него с объятиями, наваливаясь всем весом на грудь лежащего.

— Кнутик, хнык! Живой, Кнутик! Ребята… гх… всё рассказали… о том, что вы пережили… Кнутик, ты дурак!

Лимит грустно улыбнулся. Левой рукой — правую поднять было тяжело — потрепал ласково малыша по затылку.

— Знал бы ты, дружище, как мне тебя всё это время не хватало.

— Как «вовремя» ты вспомнил о существовании того, кому дорог больше всех.

А вот этот голос вздрогнувший во второй раз Хог предпочёл бы не слышать в ближайшее время. Его холодное звучание не предрекало ничего хорошего.

Прислонившаяся к подоконнику Элли наблюдала за ним со скрещёнными на груди руками. В её глазах нет и намёка на жалость. Брови опущены, скулы лица напряжены и взгляд не выражает ничего, окромя холода. Хог не виделся с ней полтора суток, но уже и позабыть успел о том, как сильно она напоминает ему Морену. Чем — неясно. Ощущение сие в груди его рождалось, когда он смотрел на неё.

Хог вздохнул, после чего поднялся с кровати и принял сидячее положение. Юноша был разодет по пояс.

— Сколько… я пролежал без сознания? — спросил Лимит.

— Неделю, — холодный ответ Элли огорошил волонтёра до глубины души. — Удивляться тут нечему: ты больше всех изранен был, попадался под взгляд Вия и использовал силу бога, к которой был не готов.

Потомок Лимитеры поджал нижнюю губу. Раз она всё знает — значит, Эс и Юля… и Орфей — живы. Кто-то из них проинформировал эрийку.

— Но ведь я защищался.

— Потому и не погиб. Только ты не учёл, что божественные артефакты при взаимодействии с Избранными нещадно пожирают их карио. Один только щит нагрузил твой карио-очаг процентов на семьдесят. Про остальное я и вовсе умолчу.

Хог опустил тяжело брови. Дальнейших объяснений не нужно было, чтобы он осознал, во что чудом благим едва не превратился. Его карио-очаг едва не разрушился. Он чуть не стал инвалидом, неспособным ни двигаться, ни говорить, ни слышать. Лимит немало историй про подобные последствия слышал и всякий раз ужасался, стоило кому-то о них ему рассказать. Тот же Кузня не просто так переживал за Серафиму, которая могла умереть из-за слабого карио-очага. Ведь поток энергии, неконтролируемый и нерегулируемый ничем, попросту вырывается на свободу, ввиду чего происходит энергетическое отравление. Как итог — мучительная смерть.

Хог сглотнул, подумав о сём. Такой кончины он бы не пожелал даже ненавистному Пингвинки.

— Вот как? А остальные что? Где Юлька с рыжим? Как Орф?

— Всё относительно хорошо.

— Относительно? Что ты имеешь в виду?

— Сейчас узнаешь.

С этими словами Элли отлипла от окна и уверенным шагом направилась к Хогу, отчего тот опустил глаза вниз. Всё он понял враз, в одночасье. И всё же съежился, когда девушка подошла слишком близко, нависнув над ним, как коршун над зайчонком.

— Пряник, выйди, пожалуйста.

— Элли, п-прошу, не…

— Просто оставь нас, — холодно попросила эрийка. — Убивать его не буду, обещаю.

Пряник грустно посмотрел на Элли, потом на Хога, после чего покинул комнату.

И вот они остались наедине, обволакиваемые давящей тишиной. Но давила она, в основном, на Лимита, прекрасно понимающего, что сейчас начнётся. Он не поднял головы. Не мог встречаться глазами с той, которой наговорил кучу гадостей и плюнул в душу. Это не банальный страх получить по голове за содеянное. Только раскаяние и смирение.

— Я слушаю.

— Мне… нечего тебе сказать, — тихо промолвил Хог.

— А-а, — протянула Элли. — Сказать нечего.

Голова Лимита тотчас мотнулась в сторону. Щека заполыхала болью от хлёсткой пощёчины. Сила удара не была запредельной, но в уголках глаз невольно слёзы показались. В голове возник бардак из мыслей.

— А ты попытайся со мной поговорить, дорогуша, — говорила Элли с лёгким шипением в голосе, чуть наклоняясь к Хогу. — Нам ведь друг другу есть, что сказать, не так ли?

Волонтёр продолжал молчать.

— Ну же, лимитер, говори. Я ужасно хочу тебя послушать.

И снова голова парня мотается, только пощёчина прилетает с другой стороны. Пылали теперь обе щёки.

— Разговаривай со мной, твою мать!

Снова удар.

— Где же твоя смелость, грёбаный урод? Куда вдруг пропал отчаянный наглец, фонтанирующий насмешками? Я целую неделю тут сидела и ждала, когда ты, паршивец, глаза откроешь. Отплати мне за моё потраченное время!

И опять бьёт.

— Ты неблагодарная паскуда! Вытираешь о чужую доброту свои грязные ноги, мнишь себя истово правильным и совершенно не считаешься с чувствами других! Ты… не-ет, ты не просто кусок дерьма — ты хуже! Натуральный лицемер, удовольствие от того, что другим больно, получающий! Тебе же это нравится, я права?

Первая пощёчина. Вторая. Третья. С каждым разом Элли била сильнее. Щёки Хога были ужасно красны.

— Это был первый и последний раз, когда я пошла тебе навстречу. Мне следовало предвидеть подобное с твоей стороны. Какая же я дура, что смилостивилась над тобой. Пожалела бедняжку, вошла в его положение — а чем в итоге всё закончилось? Скажи мне, чёрт подери, чем? — закричала Элли. — Так ты отплачиваешь за понимание, пытаясь себя угробить? Или ты настолько ущербный, раз жизнь свою ни во что не ставишь? Отвечай мне, гад!