Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Крепость - Петр Алешковский

Крепость - Петр Алешковский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 113 114 115 116 117 118 119 120 121 ... 125
Перейти на страницу:

– Что в этом плохого? Что плохого? Если на Красной площади в самом центре Москвы отстроили, почему мы не можем?

– Реконструкция Манежной площади и Иверская часовня закрыли доступ протестующим демонстрантам – это так, на всякий случай, для размышления. Да, это история, которую творим мы и сейчас! Но вы собираетесь строить большой пасхальный кулич, казино еще там откройте, очень романтично! Ни обмеров, ни даже представления, как выглядела Крепость, у нас толком нет. Против реставрации путевого дворца и дома губернатора я не возражаю, если всё пойдет правильно, их возможно восстановить в пристойном виде. А вот клюкву строить не дам! Каков общий срок работ?

– Года два, а при чем тут срок? Долгострой – дело дорогое, никто ковыряться не позволит, Ройтбург, знаете, шутить не любит.

– За это время можно только доложить и поновить, Степан Анатольевич, о научной реставрации тут и речи быть не может, а вы о ней говорите, напираете даже – всё, как укажут ученые! Поймите, полистайте книжки, съездите с Италию, наконец: весь мир старается консервировать памятники и руины, а не достраивать, лепя леденцы. В любом случае я должен сперва изучить проект, можете мне его предоставить?

Степан Анатольевич нажал на столе кнопку переговорного устройства, рявкнул в него: «Николая сюда!»

– Сейчас явится Николай, общайтесь с ним напрямую. Всё, что нужно, он предоставит. Кстати, как вам оклад в шестьдесят тысяч в месяц? Оформим задним числом, так что можете получить за май месяц.

Николай вошел в кабинет, пожал обоим руки и замер по стойке «смирно», глядя преданными глазами на шефа.

– Коля, проводи Ивана Сергеевича в бухгалтерию, пусть распишется в ведомости и получит шестьдесят тысяч рублей за май, господин Мальцов теперь у нас научный руководитель ЗАО «Деревскреставрация».

– Вы уже и общество успели зарегистрировать? – ошеломленно спросил Мальцов.

– Как же, всё по закону, Иван Сергеевич, всё по закону. Ну, идите с богом, всё будет хорошо и даже отлично, я вам обещаю.

– Нет-нет, Степан Анатольевич, – жестко остановил его Мальцов, – я не возьму от вас ни копейки, пока во всём не разберусь. Сперва – документы, деньги – потом, идет?

– О-о-о, узнаю несгибаемый характер Мальцова! Хорошо, изучайте, думайте, изложите соображения на бумаге. У вас два дня. Отказываетесь – обойдемся без вас. – Бортников не протянул ему руку, лишь кивнул головой в сторону двери.

Николай вышел за Мальцовым в приемную.

– Ну вы даете, Иван Сергеевич, вы, наверное, единственный, кто умеет спорить с Бортниковым, Степан Анатольевич это, поверьте, очень ценит.

– А толку, Николай, толку-то? Проект где?

– Проект, признаюсь вам, еще в министерстве, но я постараюсь раздобыть кое-что, пришлют по почте, и сегодня, крайний срок – завтра утром завезу. Но не тяните, пожалуйста, шеф загорелся, он теперь напролом пойдет, вы нам очень нужны, Иван Сергеевич, правда. И еще – Бортников своих не бросает, его обманывают, он – нет, за слова отвечаю.

– Ладно, – Мальцов сокрушенно покачал головой. – Цапались-царапались с Москвой и вдруг помирились. Черт знает что творится! Бескультурье, страной правят необразованные и алчные люди… Как им объяснить, что новодел – гроб, от него мертвечиной несет за версту? Вкуса, да-да, вкуса никакого, да и откуда бы он взялся, спрашивается.

– Зачем так, мы к вам со всем уважением, – затянул Николай.

– Короче, – оборвал его Мальцов, – поживем – увидим, договорились? Вы всё равно не поймете. Несите проект!

Выскочил на улицу из конторы, и крутилось в голове: предали, опять обвели вокруг пальца, спелись, поделили – и что, что делать? Лихачев умер, к кому бежать за подмогой? Изменило бы что-то, если б рассказал о подземном храме? Приостановило б их рейдерский пыл? Может быть, на год, а может, наоборот, подняли бы как знамя – смотрите, что у нас в Крепости есть, урра! Нет, слава богу, что не сказал, сначала проект, всё обдумать, и только бы не сорваться, только бы не сорваться… Маничкина, значит, привлекли, волки позорные, сперва подстрелили, теперь – милый друг!

И вдруг встала перед глазами пустая прослойка культурного слоя в Василёве – восемьдесят лет жизни страны после грознинского разорения Великого Новгорода. Безлюдная пустота, три исчезнувших поколения, три поколения! И как озарение свыше, пронзила мысль: а сейчас, что сейчас? Та же пустота. Сколько-нибудь значимые люди остались в ГУЛАГе, полегли в беспощадных мясорубках прошедшего века в родную землю, и их безмолвные кости покрылись дерниной навек, навсегда. Маничкины, бортниковы, пал палычи – дети и внуки выживших. Их отцов и дедов лепили из библейской глины рябые сталинские пальцы, добиваясь покорности, единообразия, выдавливая из глиняного теста всё лишнее, веками откладывавшееся в морену. Кремлевский Гончар был мастер своего дела, смесь получилась обезжиренной и крепкой, а обжиг сделал ее прочной и жизнестойкой. Изделия, лишенные замысловатых орнаментов, рожденных в древности мастерами-художниками, встали на базарные полки – ряды изделий, разбитых на простейшие типы: кувшины, миски, кружки, тарелки, удобные в употреблении, одинаковые, исполненные по одному лекалу. Красоту и изящество сменила суровость, восторжествовавший повсюду штамп исключил бытовавшую прежде многоликость.

– Пустая прослойка, пустая прослойка, – бормотал он, – и с этими людьми, Мальцов, ты думал договориться? О чем? Они же и говорят теперь на другом языке. Все люди остались под землей! А-а-а! – скрежетнул зубами.

Увидал вывеску нового водочного магазина, дернулся было: так подмывало залить горе, и пошли они все! Ну куда, куда деться? Купить автомат и всех от пуза – не выход, нет, не выход, патронов не хватит. Водки, и в койку… но удержался, прошел мимо стеклянной двери с золотыми ангелочками, спустился с горы, перешел мост и быстрым шагом направился к Крепости. У последнего магазина на окраине вспомнил, что дома кончился хлеб, купил батон и круглый черный, упаковку спичек, триста граммов сыру, кило пряников и полкило печенья к чаю.

12

Крепость открылась, когда он взобрался на Лысый холм, здесь до революции устраивали масленичные гулянья, заливали горки, ставили столы с самоварами и пирогами. Пять лет назад Маничкин попытался возродить традицию, но людям теперь стало лень тащиться в даль, на самую окраину города, и начинание с треском провалилась. Воспоминание об этой затее только прибавило злости. Мальцов глядел на встающую перед ним Крепость, прекрасную в своем вольном, полудиком состоянии, и шептал под нос: «Смотри, Ваня, смотри, скоро такой красоты не увидишь, закатают в бетон и станут хороводы на масленицу водить!»

В таком отвратительном настроении подошел к пролому. На размокшей от ночного дождя дороге четко отпечатались следы гусеничного трактора, они вели в Крепость. Трактора в Крепость просто так не заезжали, тем более гусеничные бульдозеры. Мальцов прибавил шагу, почти побежал. Как был, в парадном костюме, целлофановый пакет с покупками в руке, рванул по следам, что вели на задний двор, в Никольский угол, к раскопу. У клумбы, как всегда, возилась Любовь Олеговна.

1 ... 113 114 115 116 117 118 119 120 121 ... 125
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?