Нёкк - Нейтан Хилл

Сперва ему показалось, что она такая же, как все прочие хиппи. Он запомнил ее лишь потому, что на ней ночью были солнечные очки. Браун увидел ее на улице и попросил предъявить документы. Та, разумеется, не смогла. Тогда он надел на нее наручники, прижал к машине и обыскал, нет ли у нее с собой наркотиков: у одного из трех таких идиотов в карманах обязательно находили наркотики.

Однако у Элис в карманах не оказалось вообще ничего, ни наркотиков, ни денег, ни косметики, ни ключей. Браун решил, что она бездомная, отвез в кутузку, передал коллегам и тут же о ней забыл.

На следующую ночь она оказалась на том же месте.

В то же самое время. И одета была точно так же: зеленая камуфляжная куртка, солнечные очки на середине носа. На этот раз она не шла, а стояла на тротуаре, словно его поджидала.

Браун подъехал и спросил:

– Что ты тут делаешь?

– Нарушаю режим, – ответила Элис и бросила на него злой взгляд. Держалась она прямо, напряженно: в позе ее читалось упрямство и вызов.

– Напрашиваешься, значит? – спросил он. – Соскучилась по кутузке?

– Значит, напрашиваюсь.

Он снова надел на нее наручники, прижал к машине. В карманах у нее опять было пусто. Всю дорогу до участка она пялилась на Брауна. Большинство задержанных пугливо ежились у двери, словно пытались спрятаться. Но не эта. Ее пристальный взгляд его раздражал.

На следующую ночь он снова увидел ее на том же месте в то же время. Она стояла у кирпичной стены, согнув ногу в колене и спрятав руки в карманах.

– Здорово, – сказал он.

– Здорово, свинья.

– Что, опять режим нарушаешь?

– И его в том числе.

Он ее побаивался. Не привык, чтобы с ним так обращались. Все эти хиппи и прочие отморозки, конечно, невыносимы, но по крайней мере вели себя предсказуемо. Им вовсе не хотелось очутиться за решеткой. Им не нравилось, когда к ним цепляются. От этой же девки веяло опасностью, хотя она явно с ним кокетничала. Отчаянная и непредсказуемая. Он таких раньше не встречал. Но его к ней тянуло.

– Наденешь на меня наручники? – спросила она.

– А ты что, нарушаешь закон?

– Могу, если надо.

На следующую ночь у него был выходной, но Браун поменялся сменами с коллегой. Элис снова была на том же месте. Он проехал мимо нее раз, другой. Она проводила его глазами. Когда он в третий раз объезжал вокруг квартала, рассмеялась в открытую.

В первый раз они занялись сексом на заднем сиденье его патрульной машины. В обычное время Элис стояла на обычном месте. Указала ему на переулок и велела поставить машину там. Он так и сделал. В переулке было темно, машины почти не было видно. Элис велела ему перебраться на заднее сиденье. Он повиновался. Вообще-то он не привык, чтобы девицы им командовали, тем более всякие уличные хиппушки. Он мысленно воспротивился было, но это чувство испарилось, едва Элис уселась к нему на заднее сиденье, закрыла дверь и сняла с него ремень, который со стуком упал на пол, потому что на нем висела рация, дубинка и пистолет. Ремень глухо грохнул об пол. Элис даже не попыталась его поцеловать. Похоже, ей этого и не хотелось, хотя он-то ее целовал – ему показалось, что он, как воспитанный мужчина, должен ее поцеловать, и он целовал ее, гладил по лицу, стараясь казаться внимательным и нежным, чтобы она не думала, что ему лишь бы забраться к ней в трусы, хотя этого-то ему сейчас хотелось больше всего на свете. Она сдернула с него брюки, и он мгновенно забыл о жене, о ребятах в участке, о начальнике отдела, о мэре, о том, что их могут увидеть.

Они не занимались сексом в привычном смысле слова: скорее Элис скакала на нем, а он просто лежал.

Выходя из машины, Элис обернулась, лукаво улыбнулась и сказала:

– Еще увидимся, свинья.

И до конца дежурства он ломал голову, что же она имела в виду. “Еще увидимся”. Не “до встречи”. Не “до завтра”. Даже не “до скорого”. “Еще увидимся” – ничего более легкомысленного и неопределенного она сказать не могла.

В каждую их случайную встречу Браун испытывал одни и те же чувства: огромное облегчение от того, что Элис снова здесь, и бесконечную тревогу, что она уйдет и не вернется.

Он в ней нуждался. Отчаянно. Мучительно. Так, словно грудь и кишки его держатся на одной-единственной деревянной прищепке, и если Элис не объявится, прищепка упадет. Он представлял, как приедет на обычное место, а ее там не окажется, и у него внутри словно лопался воздушный шарик с водой. Если она его бросит, он этого не вынесет. Браун это знал. Потому и подал сомнительное в моральном отношении, но жизненно необходимое лично ему заявление о переводе в Красный отряд.

Теперь он день-деньской официально шпионил за Элис. Лучшего нельзя было и придумать: так он всегда знал, где она и с кем, а если бы кто-то о них пронюхал, у него нашлось бы вполне правдоподобное оправдание. Он тут не романы крутит, а ведет тайное расследование.

Он прослушивал ее комнату. Фотографировал Элис, когда она входила и выходила из разных подозрительных заведений, где собирались антиправительственные элементы. И трахался с ней, забыв прежние тревоги. До тех пор, пока она не попросила его кое о чем, что показалось ему, мягко говоря, странным.

– Трахни меня в наручниках, – велела как-то раз Элис, и с тех самых пор вместо привычного секса на заднем сиденье ему приходилось заниматься с ней всякими извращениями.

Он спросил, зачем ей это, и она в ответ бросила на него испепеляющий, убийственный взгляд, скроила язвительную мину, которую он так ненавидел.

– Потому что я никогда не пробовала в наручниках, – пояснила она.

Брауну казалось, что это не повод. Мало ли чего он не пробовал и даже не собирается.

– Тебе нравится со мной трахаться? – спросила Элис.

Он замолчал. Браун терпеть не мог говорить о себе и о чувствах. К счастью, после рождения дочери жена перестала спрашивать его о личном. Браун поймал себя на мысли, что вот уже несколько лет ему не приходилось выражать чувства словами.

Да, ответил он, мне нравится заниматься с тобой любовью. Элис рассмеялась: до того старомодно прозвучала фраза “заниматься любовью”. Браун покраснел.

– Разве ты мог себе представить, что будешь трахаться с хиппи? – не унималась Элис.

– Нет.

Элис пожала плечами, словно хотела сказать: вот видишь, я права. Она протянула ему руки, и он нехотя надел на нее наручники.

В следующий раз она снова попросила надеть на нее наручники.

– И будь погрубее, – добавила Элис.

Он спросил, что она имеет в виду.

– Ну не знаю, – ответила она. – Давай без нежностей.

– Я не очень понимаю, что ты от меня хочешь.

– Ну, ударь меня лицом о капот или что-нибудь в этом роде.