Расул Гамзатов - Шапи Магомедович Казиев

уехали. «Мы надеялись, что придёт демократия, исчезнет цензура и литература станет хорошей, — говорил Гамзатов в интервью с Надеждой Кеворковой. — Цензура исчезла, но почему же тогда не появилось ни одной крупной и значимой для литературы вещи: поэмы, повести, романа, ни одного нового имени? Почему все уехали? Почему Евтушенко, Коржавин живут на Западе? Откуда такое повальное бегство? Может быть, я со своими ослепшими глазами делаю неправильные выводы?»

От новых наград он уже не испытывал прежней радости. А потому отметить свой юбилей Расул Гамзатов постарался скромно. Но зал Русского театра в Махачкале был, как всегда, полон. Приехали друзья, которых он теперь редко видел. Гамзатова любили, его слова ждали. Он сказал главное, о чём думал: «Нет независимых людей и нет независимых народов! Суверенитет? Этого слова нет даже в словаре Даля, наш лозунг должен быть — единство!»

На фоне «парада суверенитетов», среди повсеместных лозунгов об отделении и независимости слова почитаемого поэта охладили многих. Он утверждал это горячо, искренне. Об этом же он говорил и в интервью с Далгатом Ахмедхановым.

«Я не понимаю, что такое независимость. Ты женишься и уже становишься зависим. Причём празднуешь этот день с друзьями, родственниками, хотя теряешь свою независимость на всю жизнь. Но это мы воспринимаем нормально, это в порядке вещей. Какая же независимость может быть в своей республике, в своей стране от соседнего народа, своего брата, с которым живёшь столько лет одной семьёй, вместе растишь хлеб, пасёшь овец, строишь дома и плотины, добываешь рыбу и нефть? Всё это пустые слова: все мы, слава Аллаху, зависимы друг от друга, и это великое благо, которое надо беречь от злых рук и дурного глаза. А мы кричим о независимости, косясь на соседа, стараясь разорвать кровеносные сосуды, которыми давно уже связаны в один неразделимый организм. Да, разорвав их, мы зальёмся кровью и все погибнем. Пора бы уже это понять. Всякие дни независимости являются антинациональными. В Дагестане, я думаю, день памяти “ Белые журавли” надо превратить в день братства, единства дагестанских народов. И все они, я уверен, хорошо это воспримут...

Моё влияние — это мои книги. Кто понимает их, тот слышит меня. А кричать на митингах я не могу. Да криком ничего и не добьёшься. Своим пером я утверждаю аварцев в дагестанской семье, а всех дагестанцев — среди других народов России».

Чакар Юсупова приводит «Послание поэту», которое направил юбиляру осетинский писатель Нафи Джусойты: «Ныне к Расулу обращены мысли всех горских литераторов: как нам быть в современной нечеловечески трудной ситуации?.. Все мы в меру своих сил старались служить человеческому братству, очеловечиванию людей добром и красотой, тысячелетиями по крупице собранной мудростью. Но ныне всё это разрушено и осквернено, испоганено кровью и ненавистью, насилием и разбоем, ложью и демагогией, апологией зверства и хищничества, наживы и властолюбия. Что же делать в этом безвременье поэту и поэзии? Этот вопрос... задаёт себе каждый сознательный литератор, но поэты Кавказа задают его ещё и тебе, Расулу Гамзатову, как самому большому поэту современного Кавказа».

Гамзатов не молчал, он не мог молчать, когда говорили пушки. Его вера в добро и людей была сильнее заклинаний политических мракобесов. Его стихи, исполненные болью за народ, его публицистика, звавшая к здравому смыслу, его речи, остужавшие горячие головы — они страстно и горячо защищали нравственные ценности, укрепляли пошатнувшиеся основы мира, братства, гуманизма.

Когда Кавказ раздирали конфликты, когда соседние народы вдруг начали враждовать, Гамзатов воспринял это как большую личную драму. Он, как мог, пытался всех примирить, не допустить крови между народами, которые считал братскими, о которых написал немало стихов. «Мне пришлось писать о событиях в Армении и Азербайджане, — рассказывал поэт Евгению Дворникову. — Хотел примирить, взывал к братству, ссылался на заветы классиков той и другой республики. И что же? Получаю письма: почему вы наших классиков упомянули не первыми, а вослед? Оказывается, даже очерёдность обижает. И мне, выходцу из Дагестана, где мусульманская вера, уже грозят поставить на могиле... православный крест. То есть шлют проклятие. Сиюминутные обиды ослепляют настолько, что лишают людей разума. Стало как-то неловко произносить: “Друзья, прекрасен наш союз!” До того мы дожили. А всё потому, что часто нарушались святые основы этого союза».

«КОНСТИТУЦИЯ ГОРЦА»

В апреле 1997 года в Махачкале проходил Конгресс соотечественников, на который съехались представители дагестанских диаспор из многих стран мира. Это были учёные, писатели, художники, бизнесмены, предки которых оказались вдали от родины в разные времена и по разным причинам. Расул Гамзатов бывал у многих из них в гостях, там выходили его книги, и он считался за рубежом главным дагестанцем. Потому и услышать его хотели все.

Для Гамзатова это было особенно важное событие, он видел в нём путь к единению всех дагестанцев мира. Прежде это было невозможно по политическим и многим другим причинам. Но ситуация менялась, студенты из зарубежных диаспор учились в дагестанских вузах, начались культурные обмены, бизнесмены налаживали сотрудничество, а родственники, после более чем столетней разлуки, раскрывали объятия друг другу.

Расул Гамзатов выступил с большой речью, которая вошла в историю под названием «Конституция горца».

«Нелёгкой судьбой разбросанные по разным странам, краям, городам собрались мы сюда на первый конгресс соотечественников, — говорил поэт. — Мы говорим на разных языках, у каждого своё восприятие и понятие тех или других проблем. Возможно, будут борение мыслей и столкновение чувств, непримиримость суждений и несогласие друг с другом. Но на каком бы языке мы ни говорили, какие бы песни мы ни пели, как бы наши суждения ни расходились в частностях, нас объединяет одно — любовь к Дагестану. В этом у нас разногласий нет. И это главное. Это нас объединяет, это даёт нам силы, уверенность и мудрость».

Расул Гамзатов говорил о наболевшем, о жизненно важной необходимости чувства единства дагестанцев, о том, что ещё недавно было под запретом. Сказал он и об одном из самых знаменитых дагестанских эмигрантов — о художнике с мировым именем Халилбеке Мусаеве (Мусаясуле). Чтобы остаться художником, ему пришлось покинуть родину, в которой правили большевики. В судьбе аварского живописца переплелись революции и войны, эмиграция и ностальгия, успех и трагические утраты. Странствия по миру, шумные выставки, головокружительные романы, женитьба на баронессе Мелани фон Нагель, сопротивление нацистской тирании и помощь советским военнопленным, мучительные поиски своего места в этом противоречивом мире... Всё это наполняло жизнь Халилбека драматическими перипетиями. Отлучённый от родины, где его назвали «невозвращенцем» и