Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Диана Гэблдон

Движение по реке, несмотря на ночное время, оказалось на удивление оживленным. Причину этого пояснил Лоренц Штерн, настоявший на том, чтобы сопровождать нас. По его словам, большая часть плантаторов, чьи владения находятся выше, в холмах, использует реку как основную линию связи с Кингстоном и гаванью. Удивляться этому не приходилось: дороги, если они вообще существовали, находились в ужасном состоянии. После каждого сезона дождей их поглощала бурно разраставшаяся тропическая зелень.

Так и вышло, что, вопреки моим ожиданиям, русло оказалось вовсе не пустым. В то время как мы шли под парусом вверх по течению, навстречу нам попались сначала два маленьких суденышка, а потом еще и здоровенная баржа, высоко нагруженная бочками и тюками, что делало ее похожей на громоздкий зловещий черный айсберг.

Рабы, с помощью шестов удерживавшие судно в фарватере, низкими голосами переговаривались на незнакомом мне языке.

— Было весьма любезно с вашей стороны отправиться с нами, — сказал Джейми Лоренцу.

Мы плыли на маленькой одномачтовой посудине, едва вместившей меня, Джейми, шестерых шотландских контрабандистов да еще и Штерна. Но, несмотря на тесноту, я тоже была рада обществу Штерна: он буквально распространял вокруг себя атмосферу флегматического спокойствия, что при нынешних обстоятельствах было отнюдь не лишним.

— Должен признаться, меня подвигло любопытство, — отозвался Штерн, обмахиваясь расстегнутой рубашкой, чтобы охладить вспотевшее тело, и в темноте я только и видела движущиеся пятна, обозначавшие белую ткань. — Видите ли, перед этим я встретил одну леди.

— Миссис Абернэти?

Я помедлила, потом осторожно спросила:

— И что вы о ней думаете?

— О, это была весьма приятная особа, такая… обходительная.

Поскольку было темно, выражения его лица я не видела, но в голосе прозвучала странная нотка, некая смесь одобрения и смущения, сказавшая мне, что он действительно нашел вдову Абернэти весьма привлекательной особой. Значит, Джейли чего-то хотела от натуралиста. Насколько мне было известно, она проявляла любезность по отношению к мужчинам лишь ради достижения каких-то своих целей.

— А где вы с ней встречались? У нее дома?

Как рассказывали нам гости на губернаторском балу, миссис Абернэти почти никогда не покидала своей плантации.

— Да, в Роуз-холле. Я остановился, чтобы попросить разрешения заняться отловом редкого жука, его научное название Cucurlionidae, которого обнаружил возле источника на плантации. Она пригласила меня в гости и… и приняла более чем любезно.

На сей раз в его голосе позвучала отчетливая нотка самодовольства. Джейми, сидевший у руля, тоже это услышал и тихо хмыкнул.

— И чего она от вас хотела? — осведомился мой муж, мигом пришедший относительно мотивов ее поведения к тому же заключению, что и я.

— О, она проявила живейший интерес к образцам флоры и фауны, собранным мной на острове: расспрашивала о зонах произрастания и свойствах различных трав. Да и о других местах, где мне довелось побывать. Помнится, ее особенно интересовала Эспаньола.

Он вздохнул и печально покачал головой.

— Вы уж не обессудьте, Джеймс, но трудно поверить, чтобы столь милая особа была вовлечена в те предосудительные деяния, о которых вы говорили.

— Милая? — насмешливо переспросил Джейми. — Признайтесь, Лоренц, вы в нее чуточку влюбились?

В ответ Штерн тоже усмехнулся.

— Друг Джеймс, мне довелось изучать один любопытный вид хищных насекомых. Самец этого вида обхаживает самку, принося ей кусочки мяса или другой добычи, плотно замотанные в шелковый кокон. Пока самка разворачивает его, чтобы добраться до лакомого подношения, он вскакивает на нее, делает свое дело и спешит прочь. По той причине, что, если он не кончит до того, как она расправится с лакомством, или же оно покажется ей недостаточно вкусным, самка сожрет его.

Из темноты донесся негромкий смех.

— Так вот, это был интересный опыт, но сдается мне, что я вряд ли обращусь к миссис Абернэти снова.

— Да уж, если без этого можно обойтись, — фыркнул Джейми.

Оставив меня присматривать за лодкой, мужчины растворились в темноте, дав мне заряженный пистолет и настоятельно попросив не стрелять себе в ногу. Вес оружия действовал успокаивающе, но по мере того, как тянулись в мрачном безмолвии минуты, темнота и одиночество тяготили меня все больше.

С места, где я стояла, был виден дом — темный силуэт с тремя одиноко светящимися на первом этаже окнами. Подумав, что это, должно быть, гостиная, я удивилась отсутствию каких-либо признаков деятельности рабов. А когда на фоне одного из окон промелькнула тень, сердце мое подскочило.

Тень эта, при самом необузданном воображении, никак не могла принадлежать Джейли — ее отбрасывал кто-то высокий, тощий, неуклюже-угловатый. Я в отчаянии огляделась по сторонам, желая позвать на помощь, но никого рядом не было. Мужчины, отправившиеся к сахарному заводу, уже находились за пределами слышимости. Я немного подождала и, не найдя другого решения, подобрала юбку и ступила во тьму.

Через некоторое время я, взмокнув от пота, с сердцем, колотившимся так, что его биение заглушало все прочие звуки, добралась до веранды, бочком проскользнула к ближайшему из освещенных окон и заглянула в него, стараясь остаться незамеченной.

Внутри все было тихо и спокойно. В камине горел небольшой огонь, и отблески пламени играли на лаковом полу. Полированный секретер Джейли был открыт, полки завалены рукописями и книгами, на вид очень старыми. Людей внутри видно не было, но угол обзора не позволял разглядеть всю комнату.

Воображение рисовало образ Геркулеса с мертвыми глазами, бесшумно подкрадывающегося ко мне во тьме. Дрожа и покрывшись гусиной кожей, оглядываясь на каждом шагу через плечо, я двинулась по веранде дальше.

Вообще усадьба в этот вечер производила впечатление заброшенной. В отличие от моего предыдущего визита сейчас здесь не звучали приглушенные голоса рабов, обсуждавших друг с другом полученные задания.

«Однако, — сказала я себе, — это еще ничего не значит. Рабам тоже нужно спать, и с закатом они вполне могли разойтись по своим хижинам».

Но с другой стороны, неужели здесь не осталось даже домашней прислуги, чтобы проследить за огнем в очаге и подать на стол?

Передняя дверь была открыта. Желтые лепестки роз усыпали порог, поблескивая в падавшем изнутри слабом свете, словно старинные золотые монеты.

Я помедлила, прислушиваясь, и мне показалось, что из гостиной донесся легкий шорох, как если бы кто-то перелистывал страницы книги. Но может, я ошиблась? Собрав в кулак всю свою храбрость, я переступила порог.

Ощущение заброшенности сделалось еще сильнее, ибо повсюду виднелись явные признаки небрежения: цветы в стоявшей на полированном сундуке вазе давно увяли, чайная чашка и соусник стояли, забытые, на боковом столике, и на дне чашки бурел высохший осадок. Куда, черт возьми, все подевались?