Аллегро - Владислав Вишневский

— Смирнов, глянь-ка, что это мне там подсовывают?

Александр просмотрел несколько листочков:

— Это… это… контракты.

— Какие ещё контракты?

— Коммерческие… На часовую запись… Вот это — любой военной музыки… Это — любой русской духовой музыки… Это то же самое… И здесь такое же. Записать нас хотят.

— Куда это нас записать?

— Вот это контракт с «Рэдиотелевижн» Италии… Этот с Финским «Рэдио анд ТиВи»… Этот с Австрийским «Рэдио энд ТиВи»… А это… «Ворлдувайд телевижн ньюс». Причём, всё за деньги.

— За деньги… — укоризненно хмыкнул подполковник. — Да мы им так, за милую душу, отыграем, бесплатно. Пусть знают наших.

— Ну-да, щас, бесплатно! — обиженным тоном вмешался Кобзев, краем уха внимательно слушавший разговор Александра с дирижёром. — Чего это мы тут даром будем кому-то вкалывать, в такую-то даль, товарищ подполковник. У них же тут денег куры не клюют… Нет-нет, я и баба-яга против, товарищ подполковник. Соглашайтесь только за деньги. Сань, глянь-ка там, какие хоть они?

— В сумме, — Санька заглянул. — Тысяч… под сто где-то, даже больше.

— О-ого, за час?! — изумился Кобзев. — Товарищ подполковник, подписывайте скорее, если в сумме… Это же… Не раздумайте.

— Что подписывать… тут подумать надо.

— А что думать? Подписываем и садимся играть. Прямо тут. Всем сразу. Пусть радуются!

— А это можно? — с сомнением переспросил дирижер.

— А чего кота тянуть за…

— За хвост, Кобзев! За хвост, — вовремя вставился старшина оркестра, зная, что именно сейчас, на людях, может брякнуть этот Кобзев, в эти вот самые «ушастые» микрофоны…

— Конечно, можно! — вроде не заметив, продолжил мысль Кобзев. — Время деньги, товарищ подполковник Сань, скажи им, продюсерам этим, что мы согласны, но только сейчас и прямо здесь. Не то, возьмём вот, и домой уедем. Будут потом себе локти кусать. Давай, переводи…

— Господа… — начал переговоры Смирнов…

Уже через какие-то пятнадцать минут, военный духовой оркестр N-го полка, из далёкой и загадочной России, блистательной музыкой сотрясал своды великолепного концертного зала Globen, что «затерялся» в одном из районов города Стокгольм зарубежной страны Швеция. Публика, телевизионщики, и просто зрители с восторгом принимали каждый бравурный марш военного оркестра. А их, в связке, штук двадцать, как мы знаем, а можно и больше. И какие марши!! Марш ракетчиков, марш подводников, марш артиллеристов, марш… Да что их перечислять, если они, иностранцы, русского языка не понимают, значит, и не запомнят.

В исполнении оркестра всё было здорово и красиво, кроме костюма дирижёра. Своей формой и цветом, он никак не вписывался в антураж военной зелёной тематики. Да и узковат был фрак, мы знаем, для широкой отмашки, и воротник… Нет, воротник не сдавливал уже. Он уже в норме был — без пуговицы…

— А теперь, под «завязку», «дежурный» марш! — ловко всунулся в паузу старший прапорщик Хайченко.

— Аааа… — Одобрительно кивнули головами музыканты.

— О-о-о-о!

И на посошок, вжарили капиталистам, да с собственным вокалом, Газмановский марш. Как раз тот маршок пришёлся, к месту.

Громко пел вместе с музыкантами зал.

Европейская и прочая богема громко вторила музыкантам, подхватывая и подпевая легко запоминающийся припев. Бизнес— и прочая элита, бодро, с удовольствием, топала ногами, маршировала, кто сидя, кто стоя, хлопали в такт ладонями. Ай, молодцы эти русские музыканты! Как здорово музыка звучит, как плясать под неё хочется. Ну, так и пляшите!..

И плясали. Плясали-плясали. Можете поверить. Из оркестра-то очень хорошо всё видно.

Видно и сидящих напротив оркестра улыбающихся сестёр — Тимохину Гэйлл, и Санькину Кэтрин. Но Катрин-то ещё вроде и не знает о том, что она Санькина. Тут, в общем, дело времени… Санька-то уже всё за них обоих решил.

А вон и московский мэр неподалёку присел со своей свитой, весело дирижирует музыке. Улыбаются военным музыкантам, машут в такт руками. Земляки. А как же, конечно земляки. Кто же они, как не земляки?! «Лужковцы», те назубок знают слова этого марша. Это видно, поют его громко, с задором… Модный столичный марш!

Закончился марш.

Публика еще весело топает по инерции. Потом, остановившись, долго аплодирует стоя: Бра-во! Бра-во!.. Бисируют.

Музыканты, неуклюже, коротко кивают головами, кланяются. Хорошо видно, не привыкли кланяться ребята. Военные потому что… Весь их вид говорит сейчас: пожалуй, и хватит на сегодня. Да и контрактное время отработали уже с лихвой. На целых двадцать минут даже больше. Заработали, можно сказать, свои деньжищи, огромные тыщи… Музыканты поднимаются со стульев, встают. Потягиваясь, оглядывают зал, зрителей.

Привычно ловят благодарно-восхищённые взгляды, распрямляют плечи. Мол, засиделись что-то. Пора уже и перекурить бы, да и отобедать бы…

К Смирнову, как обычно с какой-то «тёмной» идеей, вдруг, подошли Кобзев, Трушкин и Генка Мальцев. Отозвали в сторонку — если это можно назвать сторонкой — в кольцо взяли. С ними, как обычно, должен был быть еще и Тимоха, но он ни на минуту сейчас не отходит от своей Гейл. О чём они там, не зная языков, между собой говорят, непонятно. Но издали, глядя на их счастливые улыбающиеся лица, видно: говорят-говорят, еще как разговаривают. Причём, одновременно… При этом, кивают друг другу головами, будто понимают, и смотрят в глаза. Тут, в общем, ясно. Это — лю-боффф! Она, она…

— У люб-ви как у пташки кр-рылья… — кивая головой на влюблённых, гнусавым голосом неосторожно пропел Трушкин, и тут же схлопотал подзатыльник от тромбониста Генки Мальцева.

— Не завидуй людям, салага, и не юродствуй!

— Гхы-гхым!.. — согласился Трушкин. — А что я?.. Сам салага.

И тут же услышали немедленную реакцию старшины. И здесь не дремал Костя Саныч!

— Кобзев, Мальцев, ну, вы, можете хотя бы здесь себя вести достойно, а? — рукой прикрывая рот от микрофонов, привычно негодует старшина Хайченко. — На вас же люди чужие во все глаза смотрят, понимаешь. Кино же кругом, а. Ироды!

— А вот и не на нас, товарищ старший прапорщик, смотрят, а самым лучшим образом, извините, на вас, — выручает друга Генка Мальцев. — Вон та красивая дама в шляпе… напротив вас, в брильянтах, видите… видите? Улыбается вам. Видите?