Легенды, заговоры и суеверия Ирландии - Франческа Уайльд

Энергичный, организаторский дух норманнов, однако, проявился в лучших делах, чем те, которые мы назвали. В Дублине появились суды, судившие по нормам общего права; появились мэр и городские власти, и по английскому обычаю стали созываться парламенты. В течение пятидесяти лет после норманнского поселения величественная гора Дублинского замка поднялась на месте древней датской крепости; действительно, она была построена, дабы устрашить ирландцев, как Вильгельм Завоеватель построил лондонский Тауэр, чтобы устрашить англичан; однако же руками норманнов наша метрополия получила свою первую королевскую резиденцию. Вслед за этим колонисты воздвигли собор Святого Патрика, и постепенно наш милый город стал прекрасным и значимым благодаря норманнскому богатству и норманнскому мастерству. С тех самых пор весь интерес ирландской истории сосредоточился на главном городе Пэйла, и история Дублина становится историей английского правления в Ирландии. Веками его положение было положением осажденного рода среди враждебной страны; веками он сопротивлялся всей силе местного населения; и наконец, торжествуя, сокрушил, уничтожил и отомстил за каждое усилие, предпринимавшееся в пользу ирландской независимости.

Воистину Дублин – это настоящий королевский город, и никогда он не испытывал недостатка в почтительном уважении к своей английской матери.

Множество великих имен связаны с попытками написать историю Дублина. Работа во все века была трудоемкой: не было печатных книг, с которыми можно было справляться, ирландские документы, как триста лет назад жаловался Хукер, «содержались в превеликом небрежении и беспорядке». Работа Уайтлоу [143]– хотя он и нанял двух издателей на десять часов в день на десять лет – тем не менее не идет дальше, нежели описание общественных зданий; однако предмет истории мистера Гилберта отличается от всего, что ей предшествовало. Из обветшавших улиц и зданий он извлекает великие воспоминания, великие фрагменты минувшей жизни. Он дает нам не просто описания ионических колонн, коринфских капителей или дорических фронтонов. Уайтлоу дал нам целый каталог всего этого; однако свидетельства человеческой жизни, что некогда пульсировала в древних жилищах нашего города век за векам, превратности судьбы семейств, которые можно прочесть в их разоренных особняках, великие политические события, которые в какой-нибудь комнате, каком-нибудь доме, в какую-нибудь особую ночь глубоко запечатлели свое клеймо на этой стране, или же трагедии великих разрушенных надежд, пролитой юной крови, безнадежно погубленных жертв, делают какую-нибудь улицу, дом или комнату священной навеки.

Трудность такого предприятия очевидна; однако никто не может оценить ее полностью, если он не знает, что такое проводить дни, недели, месяцы погребенным под грудой ветхих пергаментов, бесконечных свитков, поеденных червями документов, пыльных бумаг и договоров, раскапывая какой-нибудь факт или разыскивая какое-нибудь звено, которого недостает для завершения рассказа или прояснения истины.

Мистер Гилберт рассказывает нам, что тысяча двести статутов и постановлений англо-ирландского парламента все еще остаются неопубликованными. Из них и подобных им обветшавших и ветшающих рукописей, древних записей, которые почти что стали иероглифами для нашего времени, он собрал жизненную историю древнего города, он заставил камни говорить и призвал тени прошлого, чтобы заполнить черты великой исторической картины.

Пятьдесят, даже двадцать лет спустя создание такой работы было бы невозможно; древние записи, наверное, уже погибли бы; древние дома, вокруг которых все еще могут собираться любопытные, рухнули бы наземь; и древнее племя, которое хранило в своих сердцах легенды прошлого с верой жреца и жаром барда, уже почти что исчезнет.

Итак, Дублину повезло, что он нашел историка, одаренного способностями, энергичной литературной предприимчивостью, неутомимым духом исследователя и огромным объемом антикварных познаний, необходимых для создания столь ценного труда, до того, как документы погибнут, особняки рухнут, а племена исчезнут.

В истории, проиллюстрированной жизнью и делами людей, которая расположилась на этих странных старых улицах, некогда самых гордых, а теперь самых жалких в нашем городе, многие семьи внезапно увидят, как на свет выступает призрак их предка, ведя за собой долгие воспоминания об ушедшей моде, величии и великолепии.

Мало кто среди нас, тех, кто ходит по Дублину настоящего во всей его красе, думают о Дублине прошлого во всей его незначительности, столь отличной от того, что мы видим сегодня. Воистину, вечные черты остались теми же самыми; пейзаж, окружающий город, – ровесник сотворения мира. Тириец, датчанин и норманн смотрели так же, как смотрим мы, и их сердца точно так же откликались на красоту природы, на изумрудные долины, на извивающиеся реки, на холмы, одетые в пурпур и золото, горные теснины, разорванные громом, наполовину окутанные пеной водопадов, и вечный океан, окружающий все это; места, где Господь повелел быть городу, а горы и океан все еще, как в древности, – великолепное наследие красоты, которое перешло к нашей столице.

Но древние племена, будь то с южного моря или с северной равнины, сделали мало того, что могло способствовать красоте природы. Дублин при датском правлении состоял лишь из крепости, церкви и одной грубой улицы.

При правлении норманнов, этих великих цивилизаторов западного мира, этих великих и энергичных организаторов, строителей храмов и башен, он постепенно превратился в прекрасную столицу, главный город Ирландии, второй город в империи. Сначала зачатки столицы были сосредоточены вокруг замка, как туманности вокруг центрального солнца, и от этой точки город разошелся к западу и к югу; с юга – О’Брайаны, с запада – О’Конноры, с севера – О’Нейлы постоянно угрожали границам, но никогда не могли завоевать город, никогда не могли изгнать храбрый норманнский гарнизон, который поставил свои знамена на стене замка. В этом замке в ходе семи сот лет его существования ни один ирландец из древней расы никогда не правил ни единого часа.

И что у него за история – трагедия и блеск; венчанные и развенчанные монархи проходят по сцене и точно так же – сколько можно упомянуть трагических судеб вице-королей! Пирс Гавестон [144], вице-король при короле Эдуарде – убит; Роджер Мортимер [145]– Ласковый Мортимер – повешен на Тайберне; вице-король при короле Ричарде II убит О’Брайанами [146]; на это сам король прибыл, дабы отомстить за его смерть, всего лишь за год до того, как сам он был столь безжалостно убит в замке Помфрет. Два вице-короля умерли от чумы; история умалчивает, к скольким из них относились как к зачумленным: одного обезглавили в Дрохеде, троих – на холме Тауэра. Среди имен прославленных правителей Дублина можно видеть имя принца Иоанна – мальчика-правителя тринадцати лет; принца Лионеля, сына Эдуарда III, который предъявил притязания на Клэр, в силу права своей жены, и принял титул Кларенса, завоевав его у О’Брайанов.