Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга - Борис Алмазов

На стенах, конечно же, «Проходчик», он же «Забойщик», он же «Навалоотбойщик» — одним словом, «Горняк» — не с глобусом, а с каской в руке. Всего через пять лет такими касками будут стучать шахтеры по брусчатке Красной площади, требуя справедливости. И не достучатся…

Пока еще все впереди. Вот женщина — шахтерка, «Маруся плитовая» — была такая профессия в шахтах. Вагонетку там, «во глубине сибирских руд», в шахте, выкатывали из штрека на чугунную плиту, дежурная «Маруся», как стрелочница, ломом плиту поворачивала и вагонетка катилась по штреку дальше. «Прощай, Маруся плитовая, прощай шахтерский городок…» Это из старой песни «А молодого коногона несут с разбитой головой». Кто эту песню только не переделывал впоследствии «По полю танки грохотали…» и пр. Но вначале-то был коногон. Коней подняли из шахт в конце 1950-х годов, а последняя женщина ушла из шахты в 1962 году. Не хотели уходить — за «подземный стаж», за «льготы по вредности» к пенсии держались, это если, конечно, до пенсии доживали. Сейчас-то на миллион тонн угля приходятся две человеческие жизни. А в мое детство — 700, а то и 900. Была такая медаль «За восстановление шахт Донбасса» и приравнивалась она к боевой.

Пленителен «профессорского» облика ученый с каким-то справочником, формата молитвенника в руках. Особенно умиляют кургузый галстук и брюки, по моде тех лет, достигавшие груди, хорош и молодой специалист, наверное, маркшейдер (это замысловатое название население считало еврейской фамилией), взгляд его полон романтического устремления в будущее, в те годы, когда «и на Марсе будут яблони цвести». Он даже похож чем-то на Высоцкого, кумира тех лет. Теперь скультуры кажутся наивными и смешными, но почему-то трогают до слез…

В. О., Большой пр., 82

Одна из форм «просвещенного хамства» — осмеяние, а затем неизбежное уничтожение памятников прошлого в пресловутой борьбе хорошего с лучшим. Так в пятидесятые годы уничтожались целые деревни, спорившие по красоте архитектуры с чудом уцелевших Кижей. На их месте возводились из силикатного кирпича «хрущобы». Так сегодня сносятся целые кварталы исторической застройки, для того чтобы вколотить очередной чудовищный граненый стакан современного небоскреба в живое, пока еще, тело города. Говорят, это поступь времени. Ну, во-первых, прежде чем приветствовать пресловутую прогрессивную поступь, нужно убедиться, в ту ли сторону мы идем, а во-вторых, если ничего не делать, то очень легко оказаться замурованным в бетонном гробу. «Так, конечно, спокойнее, — как говорил товарищ Сухов в фильме „Белое солнце пустыни“, — но уж больно скучно!» А можно ли иначе? Конечно! Как? Нужно неторопливо и в каждом конкретном случае разбираться. Причем, каждый должен принимать решение строго индивидуально, только для себя, не прячась за догмат «народ нас не поймет» — «народ»-то ведь это вы и есть! Раз вы понимаете — поймут и другие, не сомневайтесь! И поймут глубже, серьезнее и полнее, не только потому что, как говорил мой знакомый парикмахер Гоша: «Одна голова — хорошо, а две — больше!», а потому что в народе людей толковых больше, в том числе и совестливых, и умных!

Вот пример, вызывающий уважение. На Каменноостровском пр., 39 (арх. А. П. Вайтенс) в 1914 году начали строить доходный дом. Архитектор — образованный, умелый, потому и дом стал, как пишут в путеводителях, — «отличным примером неоклассицизма». Громаду фасадов украсили барельефы. Те самые «Певчие» с мраморной кантории Луки делла Роббиа из ризницы собора Санта-Мария дель Фьоре (1431–1438 гг.), близнецы «Певчих» с дома Покотиловой.

Разумеется эклектика, разумеется неоренессанс, но тут они оказались особенно к месту и совершенно превосходны по исполнению. Радостью и музыкой наполнен праздник, изображенный на них.

И все бы хорошо и распрекрасно, но строительство прервала Первая мировая война и революция.

Андрей Петрович Вайтенс (1878–1940)[138] не дожил до окончания строительства. Тридцать лет дом, хотя и был прилажен под жилье, оставался недостроенным, пока в 1948–1951 годы его не взялись достраивать сыновья Андрея Петровича — Георгий Андреевич и Петр Андреевич Вайтенсы.

Лука делла Роббиа. «Певчие». Кантория ризницы собора Санта-Мария дель Фьоре. 1431–1438. Фрагмент

Замечательно не только то, что именно сыновья довершили дело отца, но и то, как они это сделали. Дом выглядит единым целым, хотя сыновья сильно изменили проект, приспособив его к требованиям нового времени. Особенное впечатление производят горельефы (ск. Е.Г Захаров, А. Г. Овсянников, Л. М. Торич), которыми, чтобы сохранить художественный образ, задуманный отцом, дополнили здание братья.