Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

— Э-э, нет, — я утыкаюсь носом в широкую креманку и вяло подхватываю ложкой десерт, справляясь с неожиданно нахлынувшей волной стыда. Злая щетина Игоря оставила на моих губах и щеках болезненные следы, словно прошлась по коже наждачной бумагой, наверняка парень заметил, как они горят. Если бы их можно было стереть, смыть с себя, я бы сняла кожу, но сделала это, а так… Я утыкаюсь носом в десерт, подношу ложку ко рту и повторяю это ленивое действие раза четыре, прежде чем меня настигает мысль:

— Илья, это же клубника, свежая!

— Да, фирменный десерт кафе. Со сливками и шоколадом. Должно быть, очень вкусная?

— Очень, — киваю я изумленно. — Но, ведь это дорого? — выдыхаю. — Я знаю!

— Не дороже денег, — отвечает Илья и отпивает кофе. — Чего замерла, птичка, хочешь угостить?

— А ты хочешь?.. То есть, угощайся, конечно! — я запоздало отодвигаю от себя креманку в порыве щедрости, но Люков останавливает меня, накрыв мою ладонь своей.

— Воробышек, я пошутил, — сжимает пальцы… и вдруг резко отпускает, почувствовав, как я напряглась от неожиданно-обжигающего прикосновения. — Ешь, это тебе.

Он достает деньги и вкладывает в счет заказа. Продолжает смотреть на меня все время, потягивая ароматный кофе, не замечая кокетливых девичьих смешков, долетающих со стороны соседних столиков, пока я расправляюсь с потрясающе вкусной клубникой.

— У тебя сливки на губах, вот здесь, — Илья касается уголка своих губ языком, и я синхронно за ним повторяю это движение. Копирую осторожную улыбку, мелькнувшую на лице парня.

— Пойдем дальше, Воробышек? — убедившись, что я закончила с ужином, Люков поднимает меня из-за стола и помогает одеться. Провожает к выходу, приобняв за плечи. — Уже поздно, а нам с тобой еще надо успеть кое-что купить, пока не закрылись магазины.

«Оптика» — читаю я название магазина, когда эскалатор поднимает нас с Люковым на второй этаж торгового центра его отца, и парень подводит меня к стеклянным дверям и освещенной витрине.

— Э-м… — начинаю мычать что-то нечленораздельное, но Илья уже уверенно распахивает передо мной двери и вводит в небольшой торговый зал.

— Здравствуйте! Хотите приобрести очки? Нужна консультация? — тут же бросается к нам навстречу из-за прилавка девушка-продавец и Люков одаривает ее скупой улыбкой.

— Да, хотим. Нужны очки минус четыре, в легкой овальной оправе, вот для этой девушки.

— А…

— Самые лучшие.

— Чудесно! — деловито восклицает продавец и профессиональным жестом приглашает меня пройти вместе с ней к прилавку. — Пожалуйста, пройдите сюда! Я покажу вам все самые новые модели оправ!

— Илья, не надо, — я не упрямлюсь, но чувство неловкости сковывает меня. Все же должен быть край доброте Люкова. И лучше бы мне этого края держаться и помнить о том, что жалость или сожаление не должны быть за чужой счет.

— Воробышек, я ведь не железный, — неожиданно серьезно отвечает парень, оказавшись от меня слишком близко.

— Т-то есть? — я поднимаю на него глаза, чувствуя, как меня окутывает тепло гибкой, широкоплечей фигуры и колючего взгляда. Теряясь от того, что в простых словах сердце посмело расслышать одно ему ведомое.

Люков протягивает руку и касается моего виска, осторожно снимая с лица очки. Складывает дужки, сжимая предмет в кулаке.

— Я не железный, воробышек, и не могу вот на это спокойно смотреть. На то, что уже трудно назвать очками. Давай просто выбросим их к черту и забудем!

Его близость странно действует на меня — умиротворяюще и вместе с тем обжигающе. Так, что нечем дышать, что слабеют ноги, но от пытки не отказаться.

— Ты запомнил, что у меня минус четыре, — тихо говорю я, забыв обо всем, кроме темных глаз, смотрящих в меня.

— Запомнил. У меня отличная память.

— И пришел в общежитие.

— Пришел, как обещал.

— Почему, Илья?

— Кхе-кхе! — прочищает горло девушка-продавец и шаблонной улыбкой вытряхивает меня из странного транса. Вежливо подхватив под локоток, провожает к стеллажу, а затем к зеркалу. Щебечет уверенно: — Прошу примерить вот эти модели, девушка!

Я все-таки упрямлюсь и подбираю очки средней цены, хотя они в пять раз дороже тех, что я всегда носила. Легкая металлическая оправа удобно садится на лицо, стекла подходят идеально, — я вновь обретаю нормальное зрение, и Люков без вопросов оплачивает стоимость покупки. Радует суетливую продавщицу щедрой купюрой за внимание.

— Спасибо, Илья! — я не успеваю опомниться, как мы уже оказываемся за пределами магазина, а рука Люкова вновь лежит на моем плече.

— Пустое, Воробышек.

Он вновь увлекает меня к эскалатору и заставляет подняться на третий этаж.

— Что это? — замираю я, съехав со ступеней на твердую поверхность, изумленно прикипая взглядом к широкому экрану подвешенного под потолком большого зала панорамного монитора, встретившего нас подвижной картинкой множества людей.

Руки Люкова отворачивают меня от монитора на сто восемьдесят градусов.

— Это ледяной каток, Воробышек. Ты когда-нибудь стояла на коньках?

— О-очень давно, в детстве. Когда мы жили в большом портовом городе. Послушай, Илья, — я задираю подбородок и недоверчиво смотрю на парня, — ты серьезно?

— Вполне, — уверенно отвечает он. — Пойдем, птичка, возьмем тебе коньки!

От удивления я не нахожусь с ответом. Молча следую за Люковым к номерным гардеробным шкафчикам и к стойке проката коньков, поглядывая искоса на людный каток, расцвеченный новогодними светодиодными гирляндами. Снимаю с себя куртку и называю работнику проката нужный размер обуви.

— Дайте на размер больше, — распоряжается Люков, — чтобы на теплые носки впору пришлись. А что-нибудь вроде утепленного жилета у вас есть? Нет? Жаль… Да, в первый раз. Отлично, пусть дороже, вот эти новые и возьмем! Сколько с меня?

— А ты? — робко заикаюсь я, опускаясь на скамейку и принимая из рук Ильи взятые напрокат коньки.

— А я, Воробышек, здесь постою, — с мягкой усмешкой отвечает парень. Наклонившись, отбирает и прячет в шкаф снятые мной ботинки.

Он никогда раньше не катался на коньках, понимаю я, но ни за что не признается. Парню, привыкшему твердо стоять на ногах, подобное признание может стоить, как минимум, хлесткого удара по самолюбию.

— Ты никогда не катался, да? — вырывается у меня. — Не знаю, смогла бы я тебя научить…

Но я ошибаюсь — Люков легко признается:

— Когда-нибудь, птичка, ты обязательно меня научишь. И стоять на коньках и многому другому. Но только в следующий раз. А сейчас давай помогу, не хватало еще ногу подвернуть. Мне кажется, это туже шнуровать надо.

У Ильи сильные руки и, присев передо мной на корточки, он без труда шнурует коньки и помогает подняться. Провожает к распахнутой в бортике дверце, пока я делаю несколько неуверенных шагов вперед…