Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих

Маттотаупа приподнял рыжую прядь волос пленника и, закрепив ее на столбе, сказал, что пригвоздит ее своим топором к столбу. Отойдя на внушительное расстояние — почти на противоположную сторону манежа, — он покачал в руке боевой топорик. Музыка смолкла, и зрители затаили дыхание от волнения.

Маттотаупа метнул топорик. Он лишь несколько месяцев назад овладел техникой оборотного метания томагавка со стальным лезвием, а до этого пользовался лишь боевой дубинкой. Но он уже достаточно уверенно чувствовал себя в этом виде боевого искусства, чтобы успешно выполнить трюк.

Томагавк вонзился в столб непосредственно над головой пленника, отрубив поднятую вверх прядь волос.

Группа молодых людей, сидевших на одном из самых верхних рядов зала, восторженно засвистала. Вслед за этим грянули бурные аплодисменты. Банкиры и представитель цирка «Б & Б» что-то записали в свои блокноты. Директор, сидевший в той же ложе на месте номер шесть, довольно улыбался.

Маттотаупа, подойдя к столбу, взял свой топор, а кучер принялся уверять его, что это для него честь — быть пленником такого великого вождя сиу-дакота.

— Это всего лишь игра, и любой наш мальчик более ловок, чем взрослый белый мужчина! — ответил тот и, подозвав своего сына — того, что прискакал на чалом коне и сообщил о приближении почтовой кареты, — велел ему показать белому, на что способны индейские мальчики.

Пленник, увидев мальчика, закричал:

— А! Предатель! Я тебя узнал! Ты — наш разведчик, который нас предал! Ну погоди! Мы сдерем с тебя шкуру, когда подоспеет помощь!

— Если не ошибаюсь, этот мальчик как две капли воды похож на «старшего сына лорда», — сказал представитель цирка «Б & Б», которому, по-видимому, как и Смиту, тоже всегда обязательно нужно было разрушить любую иллюзию.

— Неудивительно, что этот мальчик не получил должного воспитания, — заметила тетушка Бетти, повернувшись к элегантным господам, чтобы они могли расслышать ее слова.

— Подлые обманщики! — тихо проворчал Дуглас.

— Но он и в самом деле выглядел как сын лорда, — возразила Кейт еще тише.

Ее понял только Дуглас, который сидел, облокотившись на боковую стенку ложи. Он был недоволен Кейт, потому что немного ревновал ее к юному артисту, но подавил в себе это чувство и деловито произнес:

— Сейчас он действительно выглядит как сын вождя.

Харка тем временем взял у отца томагавк и сказал пленнику у столба пыток, что сейчас отрежет ему еще одну прядь.

— Я что, в парикмахерской, что ли?! — возмущенно крикнул тот. — Эй ты, маленький паршивый койот! Оставь мои волосы в покое!

Харка встал на то самое место, с которого Маттотаупа метал томагавк. Выставив одну ногу вперед, он согнул колени, покачал в руке томагавк и метнул его. Томагавк, вращаясь вокруг собственной оси, пролетел довольно низко над манежем, потом, словно по мановению волшебной палочки, взмыл вверх и вонзился в столб над головой пленника, перерезав прядь волос.

— Проклятый щенок!.. — крикнул тот в неподдельной ярости. — Ты что, совсем спятил? Вождь! Убери этого волчонка! Я — великий воин и не позволю какому-то мальчишке делать из меня посмешище!

— Человеку у столба незачем волноваться, — ответил Маттотаупа. — Метнувший томагавк — мой сын, и через несколько зим его имя станет известно каждому в прериях и в Скалистых горах. Хау. Я все сказал.

Для Харки после этих слов отца мгновенно перестали существовать и манеж, и зрители, и цирк, и город. Он словно вдруг почувствовал упругий ветер, реющий над прерией, услышал топот копыт и боевой клич краснокожих воинов. Он знал, что этот вечер, который наконец наступил, будет не таким, как все другие вечера, но такой метаморфозы он еще несколько часов назад не мог себе даже представить: он был уже не артист Харри, скрывающий свои истинные чувства и мысли. Он снова был Харкой, сыном вождя, который забавы ради прибегнул к военной хитрости и играл здесь некую роль, развлекая белых людей, будучи неразрывно связан со своими краснокожими братьями, по воле судьбы тоже оказавшимися на манеже.

Индейцы вдруг навострили уши, потому что за кулисами послышались гиканье и топот копыт, и через мгновение на арену вылетела группа ковбоев, потрясавших оружием и паливших направо и налево из пистолетов. Публика встретила их восторженными криками, как будто здесь и в самом деле надо было кого-то спасать. На манеже поднялась невообразимая суматоха, трещали выстрелы, падали на песок лошади и всадники. Зрители в верхних рядах вскакивали с мест, свистели, кричали, махали, топали ногами. Путы на руках пленника перерезали; он вскочил на свободную лошадь, хозяин которой упал на песок и убежал, и громко скомандовал:

— Воины! Спасители! Освободители! Позаботьтесь о леди. Отведите ее в безопасное место! А потом наш долг — отомстить врагам!

Юная леди упала на грудь одному из ковбоев, который отнес ее в карету. В это время несколько ковбоев и индейцев незаметно покинули арену, чтобы освободить место для предстоящего сражения.

Один из ковбоев вскочил на козлы, развернул карету и галопом умчался за кулисы. Оркестр грянул туш.

На манеже остались лишь Рыжий Джим с двумя ковбоями, Маттотаупа, Харка и Большой Волк.

Об этом составе участников Маттотаупа с Рыжим Джимом договорились заранее. Трое белых мужчин — в том числе Рыжий Джим! — против двух краснокожих воинов и мальчика. Преимущество ковбоев ни у кого не вызывало сомнений. Детали предстоящей игры заранее подробно не обсуждались; финал не был известен никому, все должно было решиться в ходе «сражения».

Рыжий Джим и Маттотаупа, как предводители двух «отрядов», поскакали навстречу друг другу.

— Вождь дакота! — воскликнул Джим патетически. — Вы побеждены! Сдавайся!

— Дакота никогда не сдается, — ответил индеец. — Пусть белые люди сражаются, если у них хватит смелости!

— Опять эти немыслимые монологи, да еще к тому же на английском! — произнес представитель «Б & Б». — Надо еще подумать, нужен ли нам вообще этот Топ. Разумнее было бы взять только второго, Харри. Он еще ребенок, его еще можно перевоспитать.

— Не знаю, не знаю! — пробормотал Смит себе под нос.

Тем временем словесная перепалка на манеже продолжалась.

— Вождь! — крикнул Рыжий Джим. — Мы предоставим вам возможность уйти живыми и невредимыми, тебе и твоим людям, если ты отдашь нам этого мальчишку, своего сына. Он предал нас.

— Нет!

— Тогда с вами буду говорить наши винтовки!

— Хау!

То, что началось после этих слов на арене, с трудом поддается описанию. Такого еще не видели ни в одном цирке. Все шесть лошадей пустились в галоп и принялись скакать по манежу вдоль и поперек; затрещали выстрелы, причем многие «эксперты» заявили, что стреляли боевыми патронами. Всадники держали наготове лассо. Рыжий Джим и его ковбои охотились за Харкой, индейцы же намерены были схватить Рыжего Джима. Над манежем клубилась пыль; индейцы и ковбои, проносясь друг мимо друга, издавали короткие пронзительные крики. Харка, уворачиваясь от брошенного лассо, спрыгивал с коня, а ковбои тщетно пытались поймать его Чалого. На ограниченном пространстве манежа маленькие ловкие индейские лошадки имели огромное преимущество перед рослыми и неповоротливыми ковбойскими конями. Чалый, оставшись без всадника, воспринял все происходящее всерьез и стал лягаться и кусаться: сильно ударив одного ковбоя копытом по колену и укусив другого, он прыгнул через барьер и побежал по одному из проходов между скамьями наверх. Некоторые из зрителей в страхе повскакивали со своих мест, другие стали смеяться над ковбоями. Несколько наездников и знатоков лошадей, сидевших близко к проходу, попытались схватить его за узду, но он вырвался и еще быстрее устремился наверх.