Потомок Одина - Сири Петтерсен

– Кто ты, Ример?

– Тебе это известно лучше, чем кому-либо. Ты сама это говорила. Я – убийца на службе Совета. Я убиваю ради фальшивого всевидящего. Я уже мёртв.

Хирка пододвинулась поближе и оказалась прямо перед ним. Она взяла его лицо в ладони. Он был до боли красивым. Она никогда не видела таких глаз – в светло-серых диких овалах душа сражалась за обретение опоры. Хирка провела большими пальцами под глазами Римера, где кожа отсвечивала голубизной. Его зрачки расширялись и пульсировали. Волчьи глаза. Он моргал так, будто никогда раньше не видел её.

– Кто ты? – повторила она.

– Я Ример. Ример Ан-Эльдерин, – он выплюнул имя своей семьи.

– А что важно для Римера Ан-Эльдерина?

Он рассмеялся почти насмешливо и стиснул челюсти под её пальцами.

– Его слова. Слова Всевидящего были важными. Единственно важными.

– И что это были за слова, Ример?

Они были выучены назубок и прозвучали так, как будто ему впервые было скучно произносить их.

– Сила. Любовь. Правда. Справедливость.

– А эти слова по-прежнему важны? Без Него?

Он посмотрел на неё так, словно она задала невозможный вопрос.

– Нет никакого Всевидящего, Хирка. Они…

Она отпустила его лицо.

– Ты хочешь сказать, что сражался за ворона? За домашнюю птицу?! Или же ты сражался за то, чем Он был для тебя? То, чем Он был для тебя, никуда не делось, несмотря на то, что Его нет. На протяжении тысячи лет Всевидящий был ответом на всё, чего мы не знали, и Илюме была права! Существует Он или нет, не имеет значения! Потому что существует некий Ример Ан-Эльдерин. Для него важна сила?

Ример пристально смотрел на неё.

– Отвечай мне, Ример.

Он едва заметно кивнул. Он находился так близко, что у неё замерло сердце. Хирка слышала, как отец предостерегает её шёпотом из Шлокны, но было слишком поздно. Его голос не мог заглушить томление и слабость в теле. Ример снова кивнул и ещё несколько раз. Небо сдалось, и дождь хлынул на гору с силой каменной лавины. Их одежда мгновенно промокла, а земля вокруг превратилась в грязь.

– Это важно, – хрипло ответил он. По его лицу текли струи дождя, капали с бледных губ, почти синих в темноте. Хирка боролось с желанием прикоснуться к Потоку, но тело не хотело подчиняться. Оно готовилось. Кровь кипела в венах, будто надеялась, что Ример начнёт слияние. Что-то должно случиться. Она видела это в его глазах. Она знала это ещё до того, как он схватил её. Его рука зарылась в её волосы, и он притянул Хирку к себе. Его губы коснулись её губ. Они были мокрыми от дождя, неистовыми. Конечности Хирки потеряли чувствительность. Она хотела обнять Римера за шею, но не могла поднять рук. Он обхватил её лицо и стал её единственной опорой. Он с жадностью пил, и она отвечала ему. Она понятия не имела, откуда появились инстинкты, бесстрашие, знание, тяга. Поток поглотил их с Римером, а она-то думала, что он не собирается сливаться. Её тело проснулось и стало требовательным. Она прижалась к нему и услышала собственные всхлипы.

Опасно! Это опасно!

Поток унёс с собой правду о том, кем она была. Это новое и божественное ощущение было не для неё. Ример был не для неё. Она – потомок Одина. Гниль.

Он умрёт! Он это знает!

Хирка ощутила, как к ней возвращается сила. Ример поцеловал её, потому что ему больше нечего терять. Он рисковал подцепить заразу! Хирка вырвалась и оттолкнула его. Он улыбнулся, но безо всякой радости. Он знал, о чём она думает.

– Гниль – это единственное, во что ты решила верить, Хирка?

Её тело кричало, что он прав, хотело послушаться его. Он поцеловал её и не сгнил. Ещё немножко не сможет им повредить… Но кровь, текущая по её венам, знала, что это ложная надежда. Если она станет дальше пить из него сейчас, то никогда не остановится. Никогда не напьётся досыта. А потом может стать слишком поздно. Гниль проявится, станет либо ложью, либо правдой. Риск слишком велик и всегда будет слишком велик.

Её лоб коснулся его подбородка. Он обнял её и притянул к себе.

– Я Ример Ан-Эльдерин, – бормотал он ей в затылок. – Сила важна. Любовь важна. Правды и справедливости мы добьёмся. Не во имя Него, а во имя нас.

Она закрыла глаза, прижалась к его груди и стала слушать, как бьётся его сердце. Самый прекрасный звук из всех слышанных ею. Самый прекрасный из всех, что она чувствовала. И одновременно худший. Она попробовала то, что никогда не будет ей принадлежать. А если он будет ей принадлежать, то лишится жизни. Как же это невыносимо!

По Блиндболу было труднее пробираться днём, чем ночью. Горы отбрасывали тени, они сливались друг с другом и создавали лесистый лабиринт, по которому не должны были ходить имлинги.

В ложбинах уже стали появляться жёлтые и оранжевые пятна. Чем дальше на север они продвигались и чем выше забирались, тем холоднее становилось. Значит, они приближаются к Равнхову, но шли они бесконечно медленно. Они могли полдня карабкаться по поросшим мхом камням, а потом посмотреть на пройденную дистанцию и понять, что время было потрачено зря. Это напомнило Хирке вечер, когда отец открыл ей правду. Она убежала к Аллдьюпе, упала на землю и мечтала превратиться в насекомое. В маленького паучка, который может заползти в мох. Сейчас её мечта исполнилась, хотела она того или нет.

Хуже всего было то, что существовали более простые способы добраться до Равнхова. Они могли идти по ложбинам вдоль маленьких речек, где территория была более проходимая и освещалась солнцем. Или же они могли пройти почти весь путь по сети дорог Колкагг, состоявшей из подвесных мостов и троп. Но ни один, ни другой вариант им не подходили: они стали бы лёгкой добычей для чёрных теней.

Ример шёл как мельничный жёрнов – не останавливаясь, всегда впереди. Сильный и гибкий. У Хирки несколько раз появлялось желание сдаться просто потому, что ей показалось – он вообще не устаёт. Иногда он делал привал, садился и пил из их единственного меха с водой или съедал пригоршню золотистой морошки, но она знала, что он делает это ради неё.

Хирка могла бы идти быстрее, если бы не растения. Эти горы – мечта лекаря. Куда ни повернись, везде росли местешип и солнцеслёз. Несколько раз она видела золотые колокольчики: их хватило бы для того, чтобы вылечить от лихорадки всё население Маннфаллы. Опа свободно произрастала чуть выше, часто на восточной стороне гор. Если бы она не видела, что она может сделать с имлингом, она бы жевала её всю дорогу, чтобы зарядиться энергией. Один раз они прошли мимо кровавой травы – яда, который забрал отца. Его было достаточно, чтобы отправить в Шлокну двадцать имлингов, если не знать, как с ним обращаться. На один пучок она наверняка смогла бы купить дом. Если бы им разрешено было торговать. И, конечно, если бы она не была приговорённой к смерти преступницей…