Тьма сгущается - Гарри Тертлдав

– Может, – повторила Аннора.

– Можа! – весело прощебетала Лейба. О чем болтают папа с, мамой, девочка еще не понимала – в чем Гаривальд ей завидовал – но остаться в стороне не могла.

– Никаких «может», – заключил Гаривальд. – Они даже грабить не умеют так, как наши, ункерлантские инспекторы!

В голове у него опять стали низаться строчки. «Паршивые воры… уходят в дозоры… кого они смогут поймать? Раз Свеммеля воины… на битву настроены… их мигом заставят бежать…» Песня получалась какая-то кривая – Гаривальд это и сам понимал. Но для начала сойдет. Может, и удастся сделать из нее что-нибудь достойное. Прошлой весной он и знать не знал, что может сочинять песни, а нынче они непрошеными лезли в голову.

Он напел вполголоса первые пару куплетов, ради Анноры положив их на мотив веселой плясовой. Жена кивнула довольно, но предупредила:

– Ты только поосторожнее с такими песнями. Кто-нибудь беспременно альгарвейцам донесет – и что с тобой будет тогда?

– Я знаю, – отозвался Гаривальд. – Уж поверь, знаю. А может, наши солдаты вскоре войдут в Зоссен. Говорят, рыжики все еще отступают.

Говорили, разумеется, его односельчане, которые ничего не могли знать о положении на фронте, – но и разрозненные отряды ункерлантских солдат, что прятались в лесах по вражеским тылам, а эти могли говорить правду.

– Будем надеяться, правду говорят, – отозвалась Аннора. – Но ты все равно побереги себя, пока солдаты законного конунга не вошли в Зоссен.

– Что? – Теперь уже Гаривальд поднял бровь. – Не признаешь, значит, Раньеро законным владыкой?

– Вот твоему Раньеро! – Аннора грубо фыркнула. Лейба с восторгом последовала ее примеру. Сиривальд, вымахавший уже с мать ростом, – тоже. Гаривальд рассмеялся.

Захватив юго-восточную часть Ункерланта, Мезенцио объявил своего кузена Раньеро королем Грельца. В стародавние времена Грельц был независимой державой, прежде чем в Коронном союзе с Ункерлантом опустился до положения герцогства. Но жители Грельца и ункерлантцы были ближайшей родней. А вот альгарвейских королей на троне Грельца прежде не сиживало. По мнению Гаривальда, не было его и сейчас: не король, а петрушка рыжая, одно слово.

Дочкин лепет едва ли мог причинить Гаривальду много бед. А вот на сына крестьянин глянул пристально:

– Ты, Сиривальд, не забывай – о чем у нас в доме говорят, остальным знать не стоит.

– Помню, отец, – серьезно промолвил мальчишка.

Отец смерил его взглядом и кивнул. Сиривальд уже привык держать язык за зубами. Прежде чем рыжики прокатились по здешним краям, крестьяне таили свои мысли от деревенского старосты – особенно после того, как в деревне появился хрустальный шар, связав зоссенского голову с бесчисленным множеством инспекторов и печатников конунга. Теперь уже другие люди могли донести на вольнодумцев рыжикам, но по сути ничего не изменилось. Гаривальд порадовался, что сын это понимает.

За окошком заскрипел снег. Гаривальд насторожился. Глухой зимой крестьяне по гостям не шлялись. Большинство предпочитали нос из дому не казать. Сам Гаривальд ни по какой надобности не сунулся бы на мороз и очень удивился, кому из односельчан это понадобилось.

Кому – он понял, как только в дверь постучали. Ункерлантцы, даже бестолковый Ваддо, стучали по-дружески. Этот стук мигом привлек внимание: если сейчас дверь не отворится, тот, кто стоял за ней, явно собирался снести препятствие с петель.

– Альгарвейцы, – неслышно выдохнула Аннора.

– Ага, – согласился Гаривальд. – Придется их впустить.

Он уже пожалел о своих словах, что жить под рыжиками не так скверно. Еще как скверно, когда они к тебе в дверь стучатся!

Неохотно он подошел к порогу. Еще неохотней – поднял засов. Само собой, на пороге дрожали, напустив на себя суровый вид, трое альгарвейских солдат. Толковой зимней формы им, верно, не выдали; к юбкам и куцым мундирам они присоединили украденные у крестьян ушанки и накидки. Это делало их не такими одинаковыми и отчего-то – менее страшными. Теплее им явно не становилось.

– Мы, – объявил один на скверном ункерлантском, – заходить!

Остальные двое наставили на Гаривальда жезлы, будто предупреждая, что спорить бесполезно. Это крестьянин и так понимал.

– Ну так заходите, что уж там, – грубо бросил он, – пока всю избу мне не выморозили.

По ногам уже тянуло холодом. Гаривальд едва дождался, когда рослые рыжеволосые солдаты протолкнутся в дом, и захлопнул за ними дверь.

Один недовольно повел носом и бросил что-то на родном наречии. Остальные расхохотались. Гаривальд не знал, о чем они толкуют, и знать не хотел. Зоссенский гарнизон не менялся со дня оккупации. Некоторые из этих солдат были неплохими ребятами. Гариваль успел познакомиться с ними. Но это не значило, что он готов был терпеть захватчиков в своем доме.

Альгарвейцы озирались. Когда взгляды их устремились на Аннору, Гаривальд напрягся. Оккупанты по мере сил поддерживали репутацию похотливых альгарвейцев. Но есть у них жезлы или нет, а к жене Гаривальда они смогут приставать только через его труп. Однако, ухмыльнувшись раз-другой, рыжики обратились к тому, за чем, собственно, и пришли.

– Ты отдавать свинья, – приказал тот, что немного знал по-ункерлантски. – И один овец. Иначе… – Он взмахнул жезлом.

– Забирайте, – буркнул Гаривальд со злостью.

Нет, не стоило уверять, будто альгарвейцы не так ловко обирают простых крестьян, как инспекторы Свеммеля. Сглазил, не иначе. Но даже если до весны его семье придется есть квашеную капусту, горох и бобы, голодать им не придется.

– Забирайте, – повторил он.

Чем скорей альгарвейцы уберутся из его дома, тем меньше у них останется времени ощупывать Аннору взглядами.

Оккупанты хорошо подготовились. Один набросил петлю на шею барашку, двое других с некоторым трудом загнали в мешок порося. Скотина жалобно верещала, когда ее выгоняли на мороз. Гаривальд торопливо закрыл за солдатами дверь и опустил засов.

– Ну, – с крестьянским фатализмом промолвил он, – зато в избе просторней стало.

Надолго его спокойствия не хватило.

– Да чтоб их, сволочей вороватых, силы преисподние в таком виде пожрали, как они мою скотину жрать будут! – взревел он.

– Чтоб у них кишки слиплись! – поддержала Аннора.

Пару дней спустя через Зоссен прошли, направляясь на восток, другие альгарвейцы, не похожие на упитанный деревенский гарнизон: тощие и злые – не цепные псы, а сущие волки, но изрядно потрепанные волки. Двое или трое из них были ранены, и все измождены до полусмерти и обморожены. Отогревшись и отъевшись – Гаривальдовой свининой и бараниной, быть может, – они двинулись прочь. А оставшиеся в деревне солдаты беспокойно сновали на незримой цепи.

Заглянул в гости пьяный от восторга Дагульф.