Голый шпион - Геннадий Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К информационно-аналитической работе в ГРУ многие относились пренебрежительно. Чаще всего к ней привлекались «невыездные» офицеры. Аналитики оперативной работой не занимались. Проводили время в режиме кабинетного затворничества, что никак не соответствовало традиционным представлениям о службе военного разведчика. Да и вообще мало кто из сотрудников управления анализа имел личный опыт работы «в поле».
Для меня, проведшего восемь лет за кардоном, на оперативной работе в резидентурах ГРУ, такой переход был равносилен тому, что профессионального гонщика пересадили со скоростной машины в инвалидную коляску.
Утешало то, что, работая в управлении анализа, я имел дело с интересными материалами из секретных и конфиденциальных источников, тем самым получая возможность знакомиться с оценкой, прогнозами и предложениями ведущих специалистов мира: военных, дипломатов, политиков, экспертов в различных областях знаний.
В 60-е и 70-е годы далеко не все усилия советской разведки были направлены лишь на противоборство с США и странами Североатлантического блока. Огромное место в военнополитических заботах СССР отводилось тогда странам так называемого «третьего мира». Они практически за бесценок получали советское оружие, крупные займы, экономическую помощь.
Москва стремилась к расширению географии социализма. Однако к началу семидесятых годов стало ясно, что такая экспансия становится достаточно обременительной. Но ЦК партии никак не мог отказаться от убежденности, что «третий мир» является резервом социализма. В решения съездов партии неизменно вписывались разделы о национально-освободительном движении в странах «третьего мира», о солидарности Советского Союза с ними.
Но СССР уже не мог подкрепить свои претензии финансовыми и экономическими возможностями. В итоге на передний план сотрудничества со странами «третьего мира» стали преимущественно выходить факторы военно-технического характера — поставки вооружений, направление военных советников, налаживание военного строительства. ГРУ стало заложником этой политики. Военные поставки за рубеж росли, как раковая опухоль, отнимая силы у слабеющего организма нашей страны.
Как начальник управления анализа я понимал опасность продолжения такого курса. Экономика Советского Союза не в состоянии была выдержать бремя помощи государствам «третьего мира». Я предлагал руководству ГРУ использовать английский опыт. Великобритания контролировала в мире всего несколько точек на карте: Гибралтар, Мальту, Суэц, Аден, Сингапур. Но обеспечивала этим себе господство на важнейшем морском пути из Европы в Азию.
Мое предложение не было оригинальным. Были и другие аналитики в разведке, МИДе и ЦК, утверждавшие, что СССР не может позволить себе разбрасывать средства и усилия по безмерному пространству трех материков — Азии, Африки и Латинской Америки, соря деньгами направо и налево. Кремль тратил тогда в год на помощь странам «третьего мира» такую сумму, которой бы хватило на строительство полутора миллионов квартир или 400 тысяч километров автомобильных дорог. У нас был огромный неудовлетворенный спрос в стране. Практически все товары и услуги были в дефиците. А мы вели себя, как беспечные богачи.
Необходимо было сосредоточить внимание на весьма ограниченном числе стран, сотрудничество с которыми было бы наиболее выгодно для Советского Союза в политическом, военно-стратегическом и экономическом отношении.
Я подготовил докладную записку на эту тему и лично вручил ее начальнику ГРУ генералу армии Ивашутину. Петру Ивановичу было к тому времени уже далеко за шестьдесят. Он вообще оказался долгожителем на посту руководителя советской военной разведки. Никто за всю историю СССР не находился на должности ее руководителя целых пятнадцать лет. Бывший в молодости летчиком, Петр Иванович быстро оставил небо и еще в тридцатые годы перешел на работу в военную контрразведку. В 1963 году, после увольнения генерала Серова, Ивашутин был переведен с должности руководителя третьего управления КГБ, управления военной контрразведки, на место начальника ГРУ ГШ. Его снял с этой должности лишь Михаил Сергеевич Горбачев в 1987 году, когда генералу исполнилось уже 78 лет.
Реакция генерала Ивашутина на мою докладную записку была взрывоподобной.
— Это ты сам придумал или тебе кто подсказал? — спросил он, едва сдерживая свой гнев.
Я молчал, не считая нужным отвечать на оскорбительный вопрос.
— Андропов со своей командой эту же песню последнее время заводит. Теперь и ты подпевать начал. Хочешь сук срубить, на котором сидишь? Валяй. Руби. Только подумай сначала хорошенько, мягко ли падать будет.
Генерал взял со стола мою докладную и, демонстративно разорвав ее на мелкие кусочки, выбросил в корзину.
В брежневские времена никакие реформистские идеи не имели ни малейшего шанса на успех. Гигантская страна буксовала. А брежневское Политбюро не хотело этого замечать.
Свой ежедневный доклад я направлял в четыре адреса: начальнику Генерального штаба, министру обороны страны, начальнику главного оперативного управления Генштаба и, конечно же, начальнику Разведупра. Генерал Ивашутин в моем присутствии читал подготовленные материалы, задавал вопросы, получал необходимые разъяснения, благодарил за доклад.
Разведка — глаза и уши государства. Именно по ее каналам высшее руководство страны получает жизненно важную информацию, на основе которой принимается значительная часть принципиальных решений на военно-политическом уровне. Беда Советского Союза заключалась в том, что изменение политического и экономического курса страны было практически невозможно, какие бы причины ни диктовали необходимость радикальных перемен и что бы ни подсказывала руководству страны разведка.
Понимая это, бюрократия всех уровней, в том числе и военная, постепенно перестала вникать в суть насущных проблем страны. Она только делала вид, что занимается ими. Престарелые члены брежневского Политбюро ценили лишь стабильность и неизменность своего курса и принимаемых решений. В обществе нарастала апатия. На всех уровнях процветала коррупция. Партократия обладала почти неограниченной властью, что развращало людей. Они, как Тартюф из пьесы Мольера, говорили одно, думали другое, а делали третье. Привыкшая к тепличной жизни, к персональным лимузинам, дачам и пайкам, московская знать была бесконечно далека от реальной жизни. Она не знала, что такое варить сталь или пахать землю. Она никак не могла идти впереди народа, увлекая его за собой.
Мне, как профессиональному разведчику, привыкшему смотреть на вещи прямо, было невмоготу видеть это. Ко всем бедам под занавес 1979 года добавилась новая. Советский Союз по решению брежневской верхушки ввел свои войска в Афганистан. Началась афганская война, губительные последствия которой были очевидны для всех здравомыслящих людей, но не для кремлевского руководства.
В отставку я подал сразу, как только истек срок моей службы, — в 1981 году. Мне исполнилось пятьдесят пять лет, и я ушел из Главного разведывательного управления в звании капитана первого ранга. Никто меня не задерживал.
Боль бездарно прожитых последних лет в Главном разведывательном управлении Генштаба не давала мне покоя. А тут еще умерла мать. А потом предложила разойтись жена Майя, с которой мы прожили вместе три десятка лет. Нет, мы не ссорились, как обычно бывает при разводе. Все произошло тихо и мирно. Почему? — Может быть потому, что мы так и не обзавелись детьми. А может быть потому, что я стал слишком раздражительным и нетерпимым. Так или иначе, но жизнь все сильнее стала отдалять нас друг от друга.