Король Красного острова - Валерий Поволяев

Охотники старались идти так, чтобы Устюжанинову не был слышен их надсаженный хрип, что-то бормотали на ходу, с головой, – вместе с носилками, – погружались в кусты, взбивали тучи комаров, потом выныривали из них, на несколько мгновений задерживались и вновь ныряли в кусты.

Фоге ждал, когда охотники приведут к нему на поляну, окруженную солдатами, белоголового сподвижника Беневского и его людей, предвкушал немалую потеху и потирал руки. Давно он не размахивал своим ржавым палашом, пора бы размяться. Фоге воинственно пошевелил усами.

На ветки дерева, под которым стоял капитан, села стая попугаев, заорала так, что в ушах Фоге немедленно появился нехороший звон. Он поморщился и брезгливо махнул рукой:

– Кыш!

Но попугаи на Фоге даже не обратили внимания. Капитан разозлился и выдернул из-за пояса пистолет.

– Господин капитан, – подал тихий голос лейтенант Гордон, недавно прибывший из Парижа для усиления здорово постаревшего офицерского корпуса острова Иль-де-Франс.

Капитан резко вздернул голову, диковато глянул на Гордона. Вздорный характер Фоге был виден невооруженным глазом.

– Не стоит воевать с попугаями, господин капитан, – прежним тихим, лишенным всякого выражения голосом проговорил Гордон. – Вокруг стоят ваши солдаты, они смотрят на вас…

– Да-да, – коротко буркнул капитан и, пожевав впустую челюстями, сунул пистолет за пояс. Стрельнул одним глазом вверх, где среди листвы резвились попугаи. – Очень уж я не люблю этих горластых куриц.

– Я тоже, господин капитан.

– Вернемся в форт, я обязательно перестреляю там всех попугаев.

– Верно, господин капитан, а сейчас любой громкий звук выдаст нас: те, кого мы ждем, уже на подходе.

– Наверное, – пробурчал Фоге и замер в позе римской статуи, украшавшей центральную площадь маленького городка на юге Франции, где капитан родился. К чему возникла в памяти эта статуя, Фоге так и не понял – наверное, какая-то причина была, а вот какая именно, капитан не осознал, в голове у него, кроме звона, рожденного криками попугаев, ничего не было.

Лейтенант тоже глянул на попугаев, подумал о том, что эти вздорные птицы неспроста прилетели сюда, что-то подняло их в лесу и они поменяли место своего крикливого сбора. Гордон потрогал пальцами пояс, из-за которого высовывалась влажная от духоты рукоять пистолета, а на боку, на помочах, висел палаш.

Кадык у него подпрыгнул, обозначив на шее выпуклую горку, метнулся вверх, застрял там. Гордону еще не приходилось бывать в боевых стычках, поэтому нервы у него были натянуты до отказа, как струны на испанской гитаре, тронь пальцем – зазвенят.

Попугаи, галдевшие над головой, неожиданно стихли. Так внезапно стихли, что наступившая тишина оглушила Гордона. Он поспешно вдвинулся в тень дерева.

Ничто в лесу не указывало на присутствие людей, ни одной приметы не было, лейтенант тщательно вслушался в тишь. Лишь пели цикады и остро, словно бы были созданы из металла, трещали древесные кузнечики. Во Франции такие насекомые не водились.

Почему затихли попугаи? Этого Гордон не знал. Страха, который иногда наваливается на людей перед боем, у него не было, возник только некий внутренний холод, и не более того, да и то холод этот вскоре исчез.

Помолчав немного, поозиравшись, стая попугаев вновь поднялась в воздух и, лавируя между стволами деревьев, исчезла. «Неспроста она делает такие перелеты, очень даже неспроста, – возникла в голове Гордона, мысль, – возникла и, вместо того, чтобы исчезнуть, задержалась, добавила назойливого гуда в висках. Гордон напрягся, еще раз огладил пальцами рукоять пистолета, потрогал эфес палаша, состоявший из трех кованых пластин, нервно пробежался пальцами по ножнам.

Тишина в лесу сделалась пронзительной – перестали петь цикады, следом за ними – и большие древесные кузнечики, перепрыгивавшие с дерева на дерево, с ветки на ветку, будто белки в Булонском лесу.

На пятнадцать минут дружелюбно улыбающихся охотников подменили Устюжанинов с Дешанелем, перехватили носилки с раненным, водрузили на свои плечи, но несли недолго, – к ним вновь приблизились охотники.

– Давайте носилки, мы их понесем дальше, – сказали они Устюжанинову.

– Да мы еще не устали.

– Надо идти быстрее. До темноты нужно успеть в деревню, иначе придется ночевать в лесу. Перед последним броском остановимся у ручья, наберем воды. Там из-под земли бьет сильный холодный ручей, вода в нем особенная, целебная…

– В России такие ручьи называют ключами, – сказал Устюжанинов Дешанелю.

– Во Франции ключами называют приспособления, которыми открывают городские ворота. Чем крупнее город, тем больше ключ.

– На Камчатке нет городов – только две крепости, да несколько селений. Инородцы, которые есть у нас, в основном кочуют, постоянного места не имеют… Больше ничего нет.

Охотники, шедшие и без того быстро, прибавили шаг вновь – перешли едва ли не на бег.

Тропка, которая несколько минут назад ускользнула из-под их ног, вновь появилась, – едва приметная, со следами свиных копыт и еще какого-то, более крупного животного, кажется, быка зебу, – вдавлины зебу были глубокими.

Впрочем, след быка вскоре исчез, – ушел в сторону.

– Потише, потише, – прикрикнул на охотников Устюжанинов, – раненного растрясете.

– Мы же для вас стараемся, – один из охотников приподнял руку, – не для себя.

Шаг они так и не сбавили, Устюжанинов лишь поморщился, но ничего не сказал: усталость брала свое, требовался отдых.

С другой стороны, охотники, наверное, правы, когда идут по лесу едва ли не бегом: хоть и обещал младший «амиго», что со старшим все будет в порядке, а чем быстрее они передадут раненного в руки лекарей, тем будет лучше. Хотелось застонать от усталости, от тупой боли, но Устюжанинов превозмог самого себя и убыстрил шаг.

Он даже воздух начал разгребать руками – помогал себе, как утка крыльями.

Тропка тем временем расширилась, ветки кустов, цепляющиеся за плечи, опустились, сделалось светлее. В лесу этом вообще было много мест, куда свет, кажется, не проникал вообще, – там было темно, – а раз забрезжил свет, значит, они выходят на поляну.

Да, это было так… Устюжанинов с хрипом втянул в себя воздух, помотал головой – слишком едким, колючим был пот, текущий по лицу, – охотники, шедшие перед ним, вдруг словно бы по команде нагнулись и опустили носилки с раненным на землю.

В следующее мгновение их уже не было – один метнулся влево и скрылся за стволом ближайшего дерева, второй ушел вправо.

Устюжанинов чуть не застонал от нехорошей догадки – прав был младший «амиго», эти люди завлекли их в западню; каким же доверчивым дураком был сам Устюжанинов, раз не внял предупреждению «амиго»… Да и Дешанель говорил также об этом. Сморщившись от боли, он выдернул из-за пояса пистолет.