Эффект Лазаря - Фрэнк Герберт

Знакомые лица окружали его — островитянские лица, которые он изо дня в день видел вокруг себя. А кроме них — давно знакомая вонь Вашона.

— Фу-у, — фыркнул Бикель — Ну и воняет же здесь!

Бретт почувствовал, как рука Скади обвила его шею, и ее голова приблизилась к его уху.

— Я не против запаха, любимый, — прошептала она.

— Мы тут все вычистим, когда переберемся на сушу, — сказал Бретт. Он взглянул на огромную скальную массу, в свете звезд возвышающуюся над Вашоном. Туда ли следует отправиться им со Скади? Или им следует вернуться вниз и трудиться, возводя другие участки суши, подобные этому?

— Это там не Бретт ли Нортон? — окликнул его чей-то голос из гавани.

— Здесь я!

— Твои родные ждут тебя в Галерее Искусств. Говорят, что прямо дождаться тебя не могут.

— Вы им не скажете, что я буду ждать их в «Бубновом тузе»? — спросил Бретт. — Я хочу их познакомить кое с кем из моих друзей.

— Господи Исусе! — Голос стоящего за спиной у Бретта Бикеля был полон дикого изумления. — Только посмотрите на всех этих уродцев! Да как, черт возьми, такие люди вообще живут на свете?

— Пресчастливо, — отрезал Бретт. — Привыкай к ним, клон. Для нас они прекрасны. — Он осторожно потеснил Скади, давая понять, что хотел бы покинуть свое место за пультом.

Они вместе покинули свои места и посмотрели на возвышающуюся над ними фигуру Бикеля.

— Как ты меня назвал? — осведомился Бикель.

— Клон, — повторил Бретт. — Каждое живое существо, которое Корабль принес на Пандору, было клоном.

— Ага… ага… — Бикель потер подбородок и выглянул в гавань. Новоприбывшие возвышались над островитянами.

— Помоги нам Иисусе, — прошептал Бикель. — Когда мы создавали Корабль… мы и не подозревали… — Он покачал головой.

— Я бы на твоем месте был поосторожнее, рассказывая о Корабле, — предостерег Бретт. — Некоторым БогоТворителям это может не понравиться.

— Хочешь — глотай, не хочешь — давись, — огрызнулся Бикель. — Корабль был создан людьми. Такими, как я. Нашей целью было создание машинного разума.

— А когда вы преуспели в создании этого… разума, — подхватила Скади, — он…

— Он одержал верх, — произнес Бикель. — Заявил, что он — наш бог и потребовал, чтобы мы решили, каким образом будем его боготворить.

— Как странно, — пробормотала Скади.

— Лучше вам сразу в это поверить, — заявил Бикель. — Здесь хоть кто-нибудь знает, как долго мы пробыли в гибернации?

— А какая разница? — вопросом на вопрос ответил Бретт. — Вы здесь, и вы живы, и из этого вам и следует исходить.

— Эй, малыш! — окликнул его Твисп из коридора. — Пошли! Я буду ждать тебя у причала. Столько всего случилось. Тут повсюду морянские подводные патрули — рвачей отстреливают. Рвачи тоже рвутся на сушу.

— Мы идем. — Бретт взял Скади за руку и направился в коридор.

— Ваата и Дьюк исчезли, — сообщил Твисп. — Кто-то открыл бассейн, и они просто исчезли.

Бретт заколебался, чувствуя, как вспотела его рука в руке Скади. «Гэллоу?» Да нет, Гэллоу был мертв. Может, кто-то из людей Гэллоу? Бретт ускорил шаги.

Хриплый звук донесся из гавани, эхом отдаваясь в коридоре.

— Что это было? — спросила Скади.

— Ты что, никогда кукареканья не слышала? — осведомился Бикель, следовавший за ними на небольшом расстоянии.

— Их дирижаблики принесли. — Твисп вышагивал впереди. — Петухами называются. Это что-то навроде крикс.

В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир.

Христианская Книга мертвых[7]

Ваата покачивалась на ложе из побегов келпа, голова ее была приподнята достаточно высоко, чтобы видеть поверх головы Дьюка, уснувшего в изгибе ее могучего левого локтя. Восход Малого солнца заливал всю эту сцену резким горизонтальным светом. Небольшие волны подымались и опускались, их гребни увлажняли могучие листья.

Когда любой из них начинал испытывать голод, микроскопические реснички келпа проникали в кровоток, вливая питательный раствор — от келпа к Ваате… от келпа к Дьюку. А от Вааты текла в ответ генетическая информация, сохраненная в нетронутом виде в ее клетках — от Вааты к Аваате.

«Какое чудесное пробуждение», подумала Ваата.

Любопытные отростки келпа добрались до ее бассейна там, в Вашоне, а вслед за ними и большая волна, которая смыла прочь и наблюдателей, и капеллана-психиатра. Отростки нежно обхватили ее и Дьюка и увлекли их в море на поверхность ночьстороны. А там быстрое течение повлекло их прочь от поврежденной туши Вашона.

На некотором расстоянии от Вашона щупальца дирижабликов извлекли их обоих из моря и принесли в это место, где не было ничего, кроме моря.

В объятиях щупалец дирижабликов Ваата и пережила свое настоящее пробуждение.

Как чудесно… все эти сохраненные человеческие жизни… голоса… как замечательно. Странно, что некоторые из голосов возражали против пребывания в келпе. Она слышала разговор между Аваатой и одним таким по имени Киль.

— Ты меня редактируешь! — Заявил Киль. — Мой голос имел свои недостатки, и я всегда мог их слышать. Они были частью меня!

— Теперь ты пребываешь в Аваате. — Как всепоглощающе, как успокоительно звучит этот прекрасный голос.

— Ты делаешь мой голос безупречным! Прекрати это!

И верно, когда она вновь услышала голос Киля, он звучал по-иному, с хрипотцой и горловыми покашливаниями.

— Ты думаешь, что говоришь на языке моего народа, — обвиняюще произнес Киль. — Что за чушь!

— Аваата говорит на всех языках.

«Так ему и надо», подумала Ваата. Но Дьюк, разделяющий с ней осознание этой беседы, ухмыльнулся в знак согласия с Килем.

— У каждой планеты — свой собственный язык, — ответил Киль. — У каждой — свои тайные способы общения.

— Ты не понимаешь Аваату?

— О, словами ты пользуешься вполне правильно. И ты знаешь язык действий. Но ты не проникло в мое сердце — иначе не попыталось бы улучшать и редактировать меня.

— Тогда чего ты хочешь от Авааты?

— Держи свои руки от меня подальше!

— Ты не хочешь быть сохраненным?

— О, во мне достаточно любопытства, чтобы принять это. Ты показало нам чудо Лазаря, и я благодарен за то, что больше не испытываю прежних телесных болей.

— Так разве это не улучшение?

— Ты не можешь улучшить меня! Я могу улучшить себя только сам. А вы с Кораблем хоть подавитесь своими чудесами! Это одна из подлинных тайн моего языка.