Психиатрия для самоваров и чайников - Максим Малявин

Дозировок и технологии применения не даю — во избежание. Во всяком случае, если кто их и узнает — то не от меня.

Эффект внешне похож на опьянение: через несколько минут развивается эйфория, и пациент охотно беседует, отвечая на вопросы. В том числе и на те, на которые до того отвечать и не собирался. Окружающих он уже не воспринимает враждебно, и поэтому многие факты и мысли, а также планы и намерения, которые он ранее скрывал, теперь излагаются свободно. В конце процедуры, как правило, наступает сон.

Есть данные, что амитал-кофеиновое растормаживание также применялось для работы с тяжелыми и затяжными формами невроза, — для того чтобы заставить пациента раскрыться, и в этом состоянии провести психотерапию. Я не застал применение этой методики, поэтому мне сложно судить о том, насколько была эффективна подобная психотерапия.

Операция, которой в тридцатые-сороковые годы прошлого века прочили великое будущее, действительно стала по-своему великой… но как одна из самых жутких страшилок и непременный атрибут карательной психиатрии, наряду с сульфозином и смирительной рубашкой. А начиналась ее история в Португалии.

Антонио Каэтану де Абреу Фрейре Эгаш Мониш (он просил называть его просто и скромно — Эгаш Мониш) успел за свою жизнь и послом Португалии в Мадриде побывать, и министром внутренних дел поработать. Но при этом медицинской практики не бросал, и в 1927 году предложил метод церебральной ангиографии (метод, при котором на рентгеновском снимке видны сосуды головного мозга), а в 1935-м поведал миру о новом методе — лоботомии.

На мысль о лоботомии его натолкнул доклад, сделанный в 1934 году докторами Якобсеном и Фултоном. Те оперировали обезьянку Бекки: с ней приключилось тяжелое неврологическое расстройство. Чтобы облегчить ее участь, доктора удалили ей одну из лобных долей. Бекки не только выжила, но и стала заметно тише и спокойнее, чем была до операции. Деятельный Эгаш Мониш просто не мог не задаться вопросом: а что, если?..

И уже через год выступал со своим собственным докладом: для лечения ряда психических болезней можно применять хирургическое вмешательство, причем лобные доли необязательно удалять, достаточно пересечь проводящие пути, соединяющие их с остальными отделами мозга. Сам Мониш к тому времени страдал подагрой, потому операцию под его руководством проводил португальский нейрохирург Алмейда Лима.

Результаты у двадцати тяжелых психически больных пациентов на тот период (помните, что аминазин еще не изобрели?) были довольно обнадеживающими: семеро, как сочли доктора, выздоровели (то есть перестали буйствовать), семерым стало немного получше, а у шестерых никакой особой динамики не обнаружилось.

Манипуляция подкупала своей простотой: достаточно просверлить дырку в черепе, ввести туда металлическую петлю, сделать одно движение — и готово. Практичные американцы через десять лет умудрились упростить и удешевить ее еще больше: в 1945 году Фримен предложил просто пробивать ножом для колки льда и хирургическим молотком тонкую костную крышу глазной орбиты: дешево, сердито, анестезии по минимуму, можно вместо нее вообще просто электрошок применять. Это потом он изобрел лейкотом и орбитокласт, а поначалу работал именно ножом для колки льда. Среди его пациентов, кстати, оказалась и Розмари Кеннеди, сестра будущего президента США: папа попросил сделать ей эту операцию.

Масштабы применения лоботомии по тем временам впечатляют: только в США, пока не спохватились, эту операцию сделали то ли сорока, то ли пятидесяти тысячам человек. Тот же Фримен (кстати, не хирург по образованию) колесил по Америке на своем «Лоботомобиле», на его счету — три тысячи пятьсот операций.

А что СССР? А СССР на общем фоне показал себя довольно скромно. Медицинская профессура как-то сразу засомневалась в непоправимой пользе столь радикальной операции и порекомендовала делать ее с оглядкой, осторожностью и лишь в случаях, когда другого выхода нет, когда ни инсулиновые комы, ни электрошок результатов не дают. Были, правда, и сторонники этого метода, но в 1950 году по инициативе психиатра Василия Гиляровского лоботомию в Союзе запретили.

К этому же времени и в других странах накопилась масса наблюдений за пациентами, которым была проведена лоботомия. И выводы не порадовали: люди становились апатичными и безынициативными либо дурашливыми и беспричинно агрессивными, у них начинал снижаться интеллект, у некоторых стали развиваться эпиприпадки, недержание мочи, нарушение движений, кто-то начал набирать в весе… И это если не брать в расчет смертельные случаи во время операции — ни много ни мало от 2 до 6 %. В итоге в начале пятидесятых лоботомию запретили и за рубежом. А там уже и аминазин изобрели, и первый антидепрессант…

Список психиатрических страшилок будет неполным, если не упомянуть о шоковых методах лечения. В отличие от лоботомии, применявшейся больше за рубежом, чем в отечественной психиатрии, эти методы пользовались одинаковой популярностью и у нас, и у них. Стоит, правда, сделать небольшое уточнение: пик их популярности пришелся на годы, предшествовавшие открытию нейролептиков.

Да и сами эти методы применялись не столько из-за того, что доктора все поголовно были такими уж отъявленными гуманистами и последователями методов священной инквизиции. Просто действительно было нечем лечить: камфара, каннабис, производные опия и барбитуровой кислоты, конечно, рядом пациентов только приветствовались, но ожидаемого эффекта (странно, с чего бы это?) не давали. Соответственно, психиатрические лечебницы того времени, по сути и по духу, были скорее пансионатами для длительного, зачастую пожизненного, пребывания психически больных людей.

Зато было замечено, что в экстремальной, а порой граничащей с риском для жизни ситуации и организм в целом, и психика в частности мобилизуют свои резервы — и нередко наступает ремиссия. Своего рода аварийная перезагрузка системы получается. А раз так — почему бы не устроить ее целенаправленно и принудительно? Безусловно, разработчики и сторонники каждой из трех методик (инсулинокоматозной, электросудорожной и атропиношоковой терапии) приводили массу тезисов в их пользу, подводили под них научную базу, считавшуюся на то время современной и очень стройной, но в общих чертах суть одна: шок и перезагрузка.

Электросудорожная терапия. Можно было бы сказать, что прообраз этого метода лечения уходит корнями в пятый век до нашей эры: древние греки порою сажали особо бесноватых товарищей на электрического ската. Они вообще были суровы в отношении психически больных людей, эти древние греки. Потом цивилизация пришла в упадок, и метод как-то забылся. Да и где на всех страждущих этих электрических скатов напасешься? А до открытия санатория особого профиля в местах обитания этих примечательных созданий тогда как-то не додумались, да и не до того было.

Вновь вспомнили о методе в тридцатых годах прошлого века, что вполне закономерно: если электричество входит в моду, отчего бы им кого-нибудь не долбануть? Естественно, в самых гуманных целях. Попробовали — понравилось. В сороковые-пятидесятые годы электросудорожная терапия начинает применяться с особым задором и наиболее массово: ей уже вовсю лечат не только тяжелые психозы, но и легкие депрессии, и неврозы, особенно обсессивно-компульсивные, и от вредных привычек сразу электроды на голову лепят, и для лечения гомосексуализма широко применяют (в основном на Западе — наши отечественные коллеги как-то не прониклись остротой проблемы однополой любви). Даже с открытием нейролептиков и антидепрессантов метод не теряет популярности: ведь есть резистентные к лечению тяжелые психотические состояния, когда он действительно показывает свою эффективность. И даже в двадцать первом веке количество пациентов, получающих такую терапию (правда, по намного более строгим показаниям), приближается к миллиону в год, а порой и превышает эту цифру.