Испанский вариант (сборник) - Юлиан Семенов

– Воды! Дайте воды! Во…

В отеле Штирлицу передали телефонный месседж[52]– просьбу срочно зайти на Михановичеву, в консульство. Оно помещалось в большом красивом доме неподалеку от «Эспланады», на той же улице.

Вручив Штирлицу шифровку от Шелленберга, в которой тот просил «присматривать за Веезенмайером», консул Фрейндт внимательно – впервые за все время знакомства, – оглядел «специалиста по вопросам развития торговых и научных отношений», и в глазах его появилась та почтительность, которой полагается быть, когда незаметный дотоле подчиненный внезапно получает телеграммы из Берлина от руководства с шифром: «Строго секретно, не вскрывать, вручить лично».

– Моей помощи не требуется? – осведомился генеральный консул, стараясь придать своему вопросу ту особую интонацию, которая позволит собеседнику услышать голос местного начальника, способного оказать содействие в выполнении специального задания, и одновременно – почтительность чиновника, осознавшего истинную роль Штирлица в операции Веезенмайера.

– Спасибо, – ответил Штирлиц, понимая и принимая условия, предложенные ему Фрейндтом. – Если позволите, я обращусь к вам в случае крайней нужды.

– Бога ради. Вот мой домашний телефон, – сказал Фрейндт, протянув визитную карточку.

– Спасибо, – повторил Штирлиц, – обещаю не злоупотреблять вашей добротой. Я понимаю, как много у вас своих хлопот. Что-нибудь новое из дома сегодня было?

Консул включил радио, пояснив:

– В общем-то, люди из Берлина проверяли все помещение, но, кто знает, возможно, югославы подлезли со своей аппаратурой через камин. Во всяком случае, если нас и слушают, то лишь Белград; в этом смысле Загреб вполне тактичен и верит нам.

– Осторожность все же не помешает, – взглянув на радиоприемник, сказал Штирлиц, – хотя я порой думаю, что осторожничаем мы, осторожничаем, а они прочитали наш шифр где-нибудь в Лондоне или Москве и знают не то что наши с вами секреты, а куда более важные – общегосударственные.

– Я убежден, что нас прочесть невозможно.

– Я оставлю в вашем сейфе эту шифровку?

– Очень важная?

– Очень.

– Не надо.

– Почему?

– Мы получили устный приказ готовиться к эвакуации.

– Когда?

– Точно не сказано. Приказано быть готовыми каждый день. Все зависит от успеха Веезенмайера. Во всяком случае, в Хорватии.

Штирлиц все понял. Он сжег шифровку и размельчил пепел.

– Мы тоже ждем, – ворчливо заметил он. – Это все знакомо: ждать, когда начальство примет окончательное решение, а самим в это время копать вслепую. Поэтому всегда недостает последних десяти минут.

– Семьи дипломатов предписано вывезти из города… В Белграде нашим посольским предложено покинуть столицу в срочном порядке. Видимо, Загреб не будут бомбить. Здесь слишком много людей, которые могут оказаться союзниками…

– Неопределенность больше всего вредит делу. Говоришь с человеком и не знаешь, на что ставить: а вдруг договоримся?

– Исключено.

Штирлиц пожал плечами.

– В политике нельзя исключать даже пустяковую возможность.

– Мы можем пойти на компромисс только в том случае, если Симович передаст власть Цветковичу, а Цветкович пропустит наши войска в Грецию и займет недвусмысленную позицию по отношению к Англии. А это невозможно – в Сербии, Боснии и Черногории на улицах орут: «Лучше война, чем пакт с Гитлером!» Да и потом, когда это было, чтобы победитель добровольно отдавал победу?

«Ну что ж, – подумал Штирлиц. – Можно сослаться на этот разговор и передать в Москву, что удара ждут со дня на день. Возможность компромисса, по мнению консула, исключается. Видимо, так и надо поступить. Он не играл, он говорил правду. Нужно, конечно, предупредить: «Дополнительные сведения передам позже».

– Нет, – сказал Веезенмайер, выслушав Штирлица, – Везич меня не интересует. И напрасно вы пришли ко мне напрямую. Я же просил поддерживать контакты через Фохта.

– Фохта у себя нет, а дело заманчивое, редкостное, я бы сказал, дело: начальник германской референтуры секретной полиции не каждый день торгует гвоздиками на углах скверов.

– Милый Штирлиц, пожалуйста, занимайтесь впредь только тем, о чем я прошу вас. Я ценю чужую инициативу до той поры, пока она не начинает мне мешать.

– А скандал, который может устроить Везич, не помешает вам?

– Он не устроит скандала.

– Я провел с ним минут сорок, это сильный парень.

– А я провел час с доктором Мачеком, он из «парней», которые посильнее. Я поставил его в известность об этом инциденте. Успокоились? Вас больше не тревожит то, что моим замыслам будет нанесен урон?

– Я привык относиться к замыслам не как к своей собственности, а как к нашему общему достоянию, штандартенфюрер. Если Везич может стать, до конца нашим, то Мачек вряд ли. А я предпочитаю надежность.

– Мудро. Руководствуйтесь этим принципом и впредь. Благодарю вас за внимание, Штирлиц.

«Вот я тебя и накрыл, – спокойно подумал Штирлиц. – Теперь я хозяин положения. Думаешь, что связи спасут тебя? Ничто уже тебя не спасет, потому что ты решил стать фюрером вместо того, чтобы продолжать быть штандартенфюрером. Аппарат СД сломит тебя, Веезенмайер, там не любят тех, кто работает на себя. Там любят тех, кто работает на прямого начальника, не высовывается и «движется» лишь в том случае, если «растет» его руководитель. А Розенбергу некуда расти. Он рейхслейтер. И Риббентропу тоже. Исчезнет Веезенмайер, придет следующий. А Гейдриха и Шелленберга не может не раздражать, когда их подчиненный лезет прямо к Розенбергу, в то время как они сами вынуждены звонить в секретариат рейхслейтера и просить назначить им время приема. Такого не прощают. Веезенмайер отказался встретиться с Везичем, который, по моим словам, готов для беседы. Полковник королевской жандармерии вместе со всеми его связями мог бы стать нашим человеком. А Веезенмайера, видите ли, не интересуют такие «мелочи». Он хочет стяжать лавры победителя в сфере чистой политики. Для этого ему надо стать лидером. А он штандартенфюрер, он всего-навсего подчиненный Риббентропа, Розенберга и Гейдриха, который поручил Шелленбергу дать указание ему, Штирлицу, оберштурмбанфюреру, то есть подполковнику, проявлять инициативу, когда дело касается практической политической разведки СД, в том случае, конечно, если Веезенмайер не поймет важности той или иной «мелочи» с высоты положения, на которое он сам себя решил поставить».

Штирлиц ждал Везича в клубе «Олень» до половины девятого. Полковник так и не пришел. Штирлиц понял: что-то случилось. Он не ошибся, Везич действительно собирался прийти. Он заехал в управление, уничтожил донесения филеров, которые «водили» друга Августа Цесарца, декана исторического факультета профессора Мандича, и связных компартии, потом, заскочив в кафе, позвонил самому профессору и, чуть изменив голос (хотя, в общем-то, он знал, что телефон этот пока не прослушивается), предложил ему оповестить товарищей, чтобы те немедленно сменили квартиры.