Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг Сталина, враг Хрущева - Петр Балаев

Юрий Игнатьевич Мухин, дав завладеть собой идее о попытке Сталина устранить партию от власти, прибегнул совсем уже к откровенной эквилибристике, не усмотрев в принятых XIX съездом изменений в Устав «политической работы» Президиума, которым был заменен Политбюро.

Он только забыл, что партия власти не имела никакой, кроме власти над своими членами. Конечно, можно было уволить партийцев из всех органов власти, тогда точно никакой власти у партии не было бы. Или как еще?

Что удивительно, к этой же мысли об отстранении партии от власти пришли вслед за Ю.И. Мухиным почти все видные историки-публицисты-сталинисты, Е. Прудникова в их числе, даже известный интеллектуал А. Вассерман попался на эту удочку. Ребята, вы, случаем, ничего грибного не перекушали?

Я знаю, откуда растут ноги этой вашей идеи, это Н.С. Хрущев приписал Л.П. Берия такие мысли. Может, и не приписал. Ваш кумир Берия был тоже еще тем фруктом. Но приписал, скорей всего. Лаврентий Павлович был человеком достаточно умным, чтобы не нести ту чушь, которую вы несете. Вы же элементарно перепутали «диктатуру пролетариата» с «диктатурой партии». Или не знаете, или специально избегаете того факта, что подменить одну диктатурой другой пытался Зиновьев. Он выдрал из контекста выражения В.И. Ленина о диктатуре партии в рабочем движении и попробовал выдвинуть положение о диктатуре партии, как о власти. Сразу получил от Сталина по золам.

Господа «сталинисты», вы либо уж марксизм-ленинизм изучайте, прежде чем браться за сталинизм, либо применение своим шаловливым ручкам ищите в других областях. Мало того, что вы Сталина оторвали от марксизма, так вы еще, не замечая, что после его смерти установилась диктатура партии, продолжаете народу пудрить мозги, что в СССР сохранялась Советская власть. И обвиняете народ, который в 91-м году не пожелал свою власть защищать, в предательстве. Уймитесь.

А то занимаетесь откровенной манипуляцией. Вот смотрите.

Мухин: «Таким образом, функции «политической работы», как в старом Уставе, исчезли, Президиум должен был руководить только организационной работой в партии в промежутках между пленумами ЦК, Президиум фактически стал приемником не Политбюро, а Оргбюро, которое упразднили.

Получив вместо Политбюро Президиум, КПСС уже нечем было управлять страной, поскольку в Президиум ЦК, т.е. в собственно руководящий орган КПСС, главе СССР и главе Советской власти входить уже не было необходимости…»

Сравним старый и измененный Уставы.

Старый Устав: Ст. 26. Центральный комитет организует: для политической работы — Политическое бюро, для общего руководства организационной работой — Организационное бюро и для текущей работы организационного и исполнительного характера — Секретариат.

Новый Устав: От. 34. Центральный Комитет Компартии Советского Союза организует: для руководства работой ЦК между пленумами — Президиум, для руководства текущей работой, главным образом по организации проверки исполнения решений партии и подбору кадров, — Секретариат.

И где там мухинское «Президиум должен был руководить только организационной работой в партии»?

Так мало того, на Пленуме после XIX съезда из состава Президиума было избрано и Оргбюро, упразднили это Оргбюро сразу на первом после смерти Сталина Пленуме, тогда же сократили число членов Президиума с 25 до 10 человек.

И зачем нужно было круги нарезать вокруг формулировок? Чтобы удовлетворить свой собственный антимарксизм и антиленинизм, противопоставляя им Сталина?

Да, К. Симонов, на слова которого ссылается Ю.И. Мухин, когда пишет, что Сталин хотел оставить пост секретаря ЦК КПСС, присутствовал на Пленуме. Да, он написал такое: «Не помню, в этой же речи, еще до того как дать выступить Молотову и Микояну, или после этого, в другой, короткой речи, предшествовавшей избранию исполнительных органов ЦК, — боюсь даже утверждать, что такая вторая речь была, возможно, все было сказано в разных пунктах первой речи, — Сталин, стоя на трибуне и глядя в зал, заговорил о своей старости и о том, что он не в состоянии исполнять все те обязанности, которые ему поручены. Он может продолжать нести свои обязанности Председателя Совета Министров, может исполнять свои обязанности, ведя, как и прежде, заседания Политбюро, но он больше не в состоянии в качестве Генерального секретаря вести еще и заседания Секретариата ЦК. Поэтому от этой последней своей должности он просит его освободить, уважить его просьбу. Примерно в таких словах, передаю почти текстуально, это было высказано. Но дело не в самих словах. Сталин, говоря эти слова, смотрел на зал, а сзади него сидело Политбюро и стоял за столом Маленков, который, пока Сталин говорил, вел заседание. И на лице Маленкова я увидел ужасное выражение — не то чтоб испуга, нет, не испуга, — а выражение, которое может быть у человека, яснее всех других или яснее, во всяком случае, многих других осознавшего ту смертельную опасность, которая нависла у всех над головами и которую еще не осознали другие: нельзя соглашаться на эту просьбу товарища Сталина, нельзя соглашаться, чтобы он сложил с себя вот это одно, последнее из трех своих полномочий, нельзя. Лицо Маленкова, его жесты, его выразительно воздетые руки были прямой мольбой ко всем присутствующим немедленно и решительно отказать Сталину в его просьбе. И тогда, заглушая раздавшиеся уже и из-за спины Сталина слова: «Нет, просим остаться!», или что-то в этом духе, зал загудел словами: «Нет! Нельзя! Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!» Не берусь приводить всех слов, выкриков, которые в этот момент были, но, в общем, зал что-то понял и, может быть, в большинстве понял раньше, чем я. Мне в первую секунду показалось, что это все естественно: Сталин будет председательствовать в Политбюро, будет Председателем Совета Министров, а Генеральным секретарем ЦК будет кто-то другой, как это было при Ленине. Но то, чего я не сразу понял, сразу или почти сразу поняли многие, а Маленков, на котором как на председательствующем в этот момент лежала наибольшая часть ответственности, а в случае чего и вины, понял сразу, что Сталин вовсе не собирался отказываться от поста Генерального секретаря, что это проба, прощупывание отношения пленума к поставленному им вопросу — как, готовы они, сидящие сзади него в президиуме и сидящие впереди него в зале, отпустить его, Сталина, с поста Генерального секретаря, потому что он стар, устал и не может нести еще эту, третью свою обязанность.

Когда зал загудел и закричал, что Сталин должен остаться на посту Генерального секретаря и вести Секретариат ЦК, лицо Маленкова, я хорошо помню это, было лицом человека, которого только что миновала прямая, реальная смертельная опасность, потому что именно он, делавший отчетный доклад на съезде партии и ведший практически большинство заседаний Секретариата ЦК, председательствующий сейчас на этом заседании пленума, именно он в случае другого решения вопроса был естественной кандидатурой на третий пост товарища Сталина, который тот якобы хотел оставить из-за старости и усталости. И почувствуй Сталин, что там сзади, за его спиной, или впереди, перед его глазами, есть сторонники того, чтобы удовлетворить его просьбу, думаю, первый, кто ответил бы за это головой, был бы Маленков; во что бы это обошлось вообще, трудно себе представить».