Меч и роза - Марша Кэнхем

Питерс расплылся в улыбке:

– Слушаюсь, сэр. Будет исполнено, сэр.

Гамильтон Гарнер снова устремил взгляд на горца. Сосредоточившись на предстоящем поединке, он решительно приказал себе забыть обо всем и обо всех – кроме давней дуэли во дворе Роузвуд-Холла. Чутьем фехтовальщика он заранее угадывал все движения Камерона, а они были почти непредсказуемыми. Если бы Гарнеру удалось вернуться в прошлое, в минуту, предшествующую удару, который обеспечил Камерону победу в предыдущем поединке, исход боя стал бы совсем иным.

Гарнера ничуть не смутил размер древнего меча, которым был вооружен Камерон. Это оружие выглядело слишком тяжелым для раненого горца, от чудовищной, нестерпимой боли он должен был быстро ослабеть. Между тем он неплохо владел рапирой и поступил бы мудрее, выбрав более легкое оружие.

Направившись к противнику, Гарнер остановился перед ним на расстоянии, равном длине меча.

– Убедиться, что ты – человек слова, приятно, но неудивительно.

Александер снисходительно усмехнулся:

– Может, сразу покончим с любезностями, майор? Как вам известно, моя жена не отличается избытком терпения и вряд ли захочет долго ждать.

Гамильтон ответил ему почти оскорбительной усмешкой:

– Когда я увижу ее, горец, я буду счастлив принести ей соболезнования. А что касается терпения...

Алекс чуть не пропустил внезапный выпад Гамильтона, его меч описал дугу так стремительно, что вспорол бы противнику живот, если бы тот не успел уклониться. Алекс вскинул меч как раз вовремя, чтобы отразить удар, сталь лязгнула о сталь, от этого звука по спинам обоих мужчин пробежали мурашки. Ни один из них не мог позволить себе нималейшей ошибки, ни единого просчета. В этом бою требовалось забыть о правилах и кодексе чести, побежденный не мог рассчитывать на милосердие победителя.

Металл вновь высек искры из металла, длинные мечи столкнулись в воздухе. Лязг разнесся по всей округе, эхом отразился от камней, зазвенел в тумане. Мечи были так тяжелы, что противники двигались словно под водой, плавно нанося удары и расходясь, сталкиваясь, нападая и отступая, описывали круги, размахивали мечами, выискивая уязвимые места.

Драгуны, собравшиеся на поле, следили за поединком во все глаза. Но дуэлянты вскоре скрылись из виду за невысоким холмом. Постояв в нерешительности и потолкав друг друга локтями, драгуны сломали строй и заспешили вперед, на бегу заключая пари. О талантах майора был наслышан весь драгунский полк, но легенды о Черном Камероне на протяжении нескольких месяцев рассказывали возле лагерных костров. Никто не хотел упустить ни малейшей подробности последнего боя этих двух заклятых врагов, никому и в голову не приходило притворяться равнодушным или отказываться от пари. И у Алекса, и у Гамильтона нашлись свои сторонники, на каждого из них драгуны с легкостью ставили суммы, превышающие их месячное жалованье.

Гарнер был не настолько глуп, чтобы недооценивать решимость Камерона, однако сила ударов противника изумляла его. С каждым ударом ярость Камерона крепла, а он и не старался сдержать ее.

Алекс сразу сообразил, что Гарнер не стал бы брать в руки шотландский меч, если бы не знал, как обращаться с ним, и все-таки поразился способностям англичанина, так ловко владеющего непривычным оружием. Гарнер с самого начала метил в слабую левую руку Алекса, действовал так, что его противнику приходилось напрягать преимущественно левое предплечье и запястье. Вскоре Алекс почувствовал, что аккуратный, наложенный Арчибальдом шов разошелся. Рука отзывалась болью на каждое движение, тугая повязка начала пропитываться свежей кровью. После первых пяти-шести ударов при каждом взмахе меча на земле у ног Алекса оставалось несколько алых капель. Его лицо покрылось потом, волосы и рубашка пропитались им. Мышцы бедер и ягодиц ныли от напряжения, с трудом выдерживая удары, и Алекс понимал: если он в ближайшее время не нащупает брешь в защите врага, тот без труда прикончит его с помощью боли и усталости.

Гамильтон, раненный в бедро и плечо, тоже понимал, что выдыхается гораздо быстрее, чем можно было предположить. Камерон оказался не человеком, а дьяволом! Он не только ловко отражал удары, но и вскоре изменил расстановку сил, заставил Гамильтона чаще защищаться, чем нападать, и отступать по мокрой траве.

Их клинки опять скрестились, от удара дрожь прошла по обоим телам, земля окрасилась еще несколькими каплями крови, по лицам заструился пот. Камерон отстранился первым, взмахнул мечом, пригнулся, стараясь лишить Гарнера равновесия, но тот уже приготовился к атаке и взмахнул мечом, держа его на уровне колен. Алексу пришлось отпрыгнуть; приземляясь, он попал ногой в рытвину, подвернул щиколотку и тяжело рухнул на мокрую траву.

Гарнер ринулся вперед. Алекс перекатился по земле, пружинисто вскочил, однако падение не прошло для него бесследно. Клинок Гарнера плашмя задел его левую лопатку, острие сорвало лоскуток кожи с плеча и рассекло повязку на левой руке. Каким-то чудом Алекс ухитрился удержать меч в руках, но не устоял и упал на колени. Он сразу понял, что его спина, бедро и бок открыты, и краем глаза увидел, как Гарнер изготовился к решающему удару.

Те две секунды, которые потребовались ему, чтобы собраться с силами для удара, Гамильтон Гарнер праздновал победу. Враг стоял перед ним на коленях, с согнутой, ничем не защищенной спиной. Но две секунды истекли, меч со свистом рассек воздух, блеснул на солнце прямо перед недоумевающими нефритово-зелеными глазами, описал широкую дугу и разрезал плоть, кости и жилы со свирепой грацией, столь же неожиданной, как и сам маневр.

В глазах Гарнера застыли непонимание и ужас, он замер, не успев осмыслить то, что его голова отделена от плеч. Тело обмякло, голова, снесенная одним мощным ударом меча, упала на землю, покатилась по склону и остановилась возле поросших мхом камней. Приглаженные светлые волосы растрепались, покрылись кровью, лицо побелело, рот остался широко разинутым, хотя Гарнер не успел издать ни звука.

Алекс неуклюже поднялся, тяжело опираясь на обагренный кровью древний меч. Наклонив голову, он прижался лбом к холодному металлу гарды; его грудь ходила ходуном, ноги дрожали от напряжения. Все произошло так быстро – выпад, атака, мгновенное осознание того, что у него есть только один шанс. Ему до сих пор казалось, что сейчас Гарнер вскочит и снова ринется в бой.

Зрители молча стояли, выстроившись полукругом. Одни из них уставились на корчащийся обезглавленный труп командира, другие – на окровавленного шотландца. На поле стояла мертвая тишина – было слышно, как тяжело дышит Александер и как хлюпает кровь, струясь из тела Гарнера на землю. В этой тишине отчетливо прозвучал зловещий щелчок взводимого курка: капрал Джеффри Питерс вскинул мушкет, тщательно прицелился в грудь горца и нажал курок.

Краткий, почти неуловимый промежуток после того, как порох вспыхнул, и перед тем, как он вытолкнул пулю из дула, заполнился грохотом выстрела из другого оружия. Этим выстрелом Питерс был сбит с ног, пуля из его мушкета ушла вверх, никому не причинив вреда. Когда же дым рассеялся, все увидели аккуратную круглую рану в середине лба капрала – глаз циклопа в ярко-алом ободке.