Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

– Леди Уэйр уже здесь.

Луна замерла.

– Но не опасно ли? – спросила она.

– Опасности, – хмыкнул Эллин, – отроду не были ее главной заботой.

Дети Энтони выросли, разъехались, кто куда. Благословения, полученные ими в колыбели, предохранят их от бед, насколько сие возможно, а более они Луну ничем не интересовали. Кое-кто из дивных полагал, будто королева прочит в преемники Принцу Камня его старшего, но подобное в планы Луны вовсе не входило. Во-первых, королеве, а во-вторых, дивной, со стороны Генри ей, кроме откровенной вражды, рассчитывать было не на что. А вот Кэтрин Уэйр Энтони любил и, несомненно, хотел бы, чтобы ее не оставили без заботы.

– Благодарю за предупреждение, – прошептала Луна, а после возвысила голос. – Что ж, если ты полагаешь приют более ненужным, давай распорядимся вернуть пациентов по домам.

Ломбард-стрит, Лондон, 13 декабря 1665 г.

Церковная служба тянулась долго: молитвы за упокой душ погибших от чумы, просьбы к Господу Богу оборонить уцелевших… Многие, гуськом покидавшие церковь Святого Николая по ее завершении, носили глубокий траур – приход этот был из богатых, и тех, кто до сих пор мог позволить себе изрядно вздорожавшие черные ткани, среди прихожан хватало.

Подкрепленная жертвенным хлебом, Луна могла бы войти внутрь. Однако такое лицемерие – это уж чересчур, и посему она терпеливо ждала на зимнем морозце, пока не заметила в толпе скорбящих осунувшегося лица и седин леди Уэйр. Последовав за нею в безопасном отдалении, Луна проводила ее от церкви до дома на Ломбард-стрит, а после, выждав достаточно, чтоб та не заподозрила слежки, перешла улицу и постучалась в двери.

На стук вышла сама леди Уэйр. При виде Луны в привычном, да к тому же знакомом вдове Энтони облике Анны Монтроз ее усталый взгляд затвердел. Разумеется, облик был должным образом изменен – ведь со дня прежней их встречи прошел не один год, – но не слишком.

– Что вам угодно? – спросила леди Уэйр.

На это Луна ответила почтительным реверансом.

– Если позволите… прошу, уделите мне немного времени. Более ничего.

Поколебавшись, Кэтрин Уэйр нехотя отступила назад.

– Входите.

Гостиная наверху роскошью не блистала: подобно многим роялистам, вернувшим королю-банкроту корону, вознагражден Энтони был крайне скупо, ну а все, нажитое торговлей, растратил за долгое жуткое лето на приходские нужды. Судя по окостеневшей спине его вдовы, леди Уэйр стеснялась спартанской обстановки… а может, сие означает враждебность?

Усаживаясь в жесткое кресло, Луна вдруг усомнилась: стоило ли приходить? Что они могут сказать друг другу сквозь разделяющую их стену?

Однако что-то сказать было нужно.

– Я очень сожалею о смерти вашего мужа, – заговорила Луна, оправив оборчатые юбки.

Стареющая женщина напротив на миг смежила веки, преодолевая печаль.

– Доктор Эллин говорит, вы были с ним рядом.

– Да. Я… я чуме не подвержена. Я ею переболела и осталась жива.

Действительно, такое порою случалось: к примеру, старый лакей Энтони, Бернетт, выйдя живым из чумного барака, ныне трудился в помощниках у Эллина.

– Если бы я могла хоть как-то спасти его, непременно спасла бы.

Взгляд карих глаз леди Уэйр сделался тверже прежнего.

– Я понимаю. Вы с мужем были близки?

Что ж, к этому Луна готовилась загодя.

– Он был мне самым дорогим другом на свете. Не менее, но и не более.

– Да, – кивнула вдова. – Энтони говорил…

Казалось, в его имени заключен целый мир. Вот она, дверь в разделяющей их стене, мост через пропасть меж ними – человек, что при жизни был им обеим так дорог. Возможно, жизнь Луны продолжится еще многие годы, тогда как жизнь Кэтрин Уэйр скоро подойдет к концу, но сорок лет, проведенных с Энтони, останутся в ее памяти навсегда.

Как и те принципы, за которые он стоял грудью, и клятва, вырванная у нее под конец.

Снедаемая сомнениями, Луна устремила взгляд на собственные перчатки, а вновь подняв голову, увидела блеклую улыбку на губах Кэт.

– Вы размышляете, не стоит ли рассказать мне большего, – сказала вдова. – Что ж, я избавлю вас от затруднений: не стоит. О том, кто вы такая и что делали заодно с мужем, мне кое-что известно – отчасти с его слов, а о прочем я догадалась сама. Вот, например, тот печатный станок, которым мы пользовались во время войны, по-моему, принадлежал вашему тайному содружеству.

Луна невольно подняла брови. Видя это, вдова улыбнулась чуть шире, однако веселье ее тут же сошло на нет, и подбородок Кэт задрожал, да так, что ей не сразу удалось совладать с собою.

– Я надеялась, – продолжала она, – что со временем он наберется мужества рассказать и о том, что сохранил в тайне. Чума отняла у нас эту возможность. Но если уж я не могу услышать всего остального от мужа, то и от вас, мистрис Монтроз, слышать этого не хочу. Пускай уж все остается как есть.

Сей монолог удивил Луну не на шутку. Быть может, леди Уэйр готовила его как раз для подобного случая, в предчувствии этого дня, дабы сила привычки сгладила самые острые грани ее заявления, позволив высказать его без запинки?

Однако враждебности в нем не чувствовалось – одна только скорбь и сожаление. Склонившись, Луна подняла с пола шкатулку, стоявшую у ее ног.

– Возможно, от этого вы откажетесь, – сказала она. – Что ж, я не обижусь. Но если согласитесь принять, буду рада. Родных, которым я могла бы передать эту вещь, у меня нет, и, думается мне, ее надлежит подарить человеку достойному.

Охваченная любопытством, Кэт приняла шкатулку, погладила полированную крышку из падуба и, приподняв ее, извлекла изнутри небольшую чашу тонкого стекла, отливавшего на свету изумрудом.

– Это на счастье, – пояснила Луна. – Легенда гласит, будто ее подарила моему прадеду некая фея в награду за некое доброе дело с его стороны. До тех пор, пока ее не потеряют или не разобьют, она приносит семье владельца удачу. Пожалуй… – Тут Луна позволила себе недолгую заминку. – Пожалуй, это не самый благочестивый дар, что я могу предложить…

– Благочестивыми и их благочестием я уже сыта по горло, – с негромким смешком отвечала Кэт. – Однако не будет ли с вашей стороны неразумным с нею расстаться?

Луна решительно покачала головой. Чаша была заказана ею самой одному из лучших стеклодувов специально для леди Уэйр. Некогда даровавшая благословение чадам Энтони, теперь она делала все, что могла, дабы позаботиться о его супруге. И, разумеется, обо всем Лондоне, оставленном Энтони на ее попечении.

– Я предпочла бы видеть ее в руках друга, – сказала она. – Или, по крайней мере, его родных.

В ответ Кэт улыбнулась – с дрожью на губах, однако от чистого сердца.