Ученик - Микаэль Юрт

Он откинулся на спинку кресла. Вообще-то, он не волновался, но чтобы она не отвечала по мобильному, это на нее не похоже. Он погрузился в размышления. Попытался поймать конец, за который можно было бы потянуть, чтобы найти объяснение тому, что произошло. Где она находится.

Вероника сказала, что забравший Йенни мужчина знал, что это сюрприз. Об этом мало кому было известно. Даже в «Такси Вестероса» не знали, осенило его. Он просто заказал машину к Йенни на работу. Не говорил о том, что человеку, которого предстоит забрать, ничего об этом не известно. По поводу сюрприза он разговаривал только с Вероникой. Чтобы Йенни отпустили с работы. Знала только Вероника.

Она и Эдвард Хинде.

Харальдссон похолодел.

Может ли Хинде иметь к этому отношение? Это казалось невозможным. Невероятным. Харальдссон с ним сотрудничал. Хинде получил все, о чем просил. Если уж кто и мог остаться недовольным результатом их разговоров, то Харальдссон. Зачем Хинде нужна Йенни? Он действительно проявлял к ней некоторый интерес. Получил фотографию. Но Хинде сидит, где сидел. Даже если он сотрудничал с этим Ральфом, как, похоже, думает Госкомиссия, так тот ведь арестован. Его взяли почти за час до того, как Йенни увез этот таинственный шофер.

На мгновение Харальдссон подумал было, не сходить ли ему все-таки к Хинде и надавить на него, но быстро отказался от этой мысли. Во-первых, мысль о том, что Хинде может иметь отношение к исчезновению Йенни, представлялась абсурдной.

«К возможному, – убеждал он себя. – К возможному исчезновению».

Происшедшему, наверное, есть какое-то совершенно естественное объяснение.

Во-вторых, прямое давление на Хинде, как оказалось, особого успеха не приносило.

Харальдссон отбросил пугающие мысли. Он сошел с ума. Слишком много общался с Эдвардом Хинде. Этот отвратительный человек сумел глубоко проникнуть к нему в душу. Он снова позвонил Йенни на мобильный телефон. Гудки, не отвечает, включается автоответчик. Харальдссон не мог отделаться от неприятного чувства. Он опять открыл папку с перспективами и целями, но вскоре отложил ее. Открыл электронную почту. Там кое-что требовало ответа. Но он не мог сосредоточиться.

Кто-то забрал ее.

Она поехала с ним и исчезла.

Он не мог продолжать заниматься делами так, будто ничего не произошло. Хотя наверняка ничего не произошло.

Харальдссон покинул «Лёвхагу» и поехал домой.

* * *

Эдвард Хинде неподвижно сидел на кровати в позе лотоса. Глаза закрыты. Дыхание спокойное, равномерное.

Сконцентрирован.

Собран.

Погружен в себя.

Едва по отделению поползли первые слухи о Ральфе, он приступил к делу. Находясь поблизости от одного из охранников, он намекнул, что неважно себя чувствует и поэтому собирается удалиться к себе в камеру и немного отдохнуть. Придя в камеру, он хорошенько закрыл за собой дверь, заполз под кровать и сразу принялся отвинчивать решетку вентиляционного отверстия. Работал он быстро, сознавая, что это самое уязвимое место плана. То, что к нему без приглашения зайдет кто-нибудь из заключенных, представлялось крайне маловероятным. А если бы все-таки зашел, то по рассеянности, не более того. Но если дверь откроет охранник, то все пропало. Стресс помогал ему. Никогда еще он не удалял решетку за столь короткое время. Он протянул руку и вытащил украденную накануне в столовой вилку вместе с банкой, полученной от Тумаса Харальдссона.

Семьсот пятьдесят граммов консервированной свеклы.

Хинде вернул решетку на место, но до конца привинчивать не стал. Он встал, засунул вилку в носок, а банку со свеклой спрятал под пуловер. Опять рискованный момент. Хотя он и обхватил руками живот так, будто он у него болит, внимательный глаз мог заметить банку. Но приходилось рисковать. Хинде вышел из камеры, чуть наклонясь вперед, и поспешно направился в сторону туалета.

Руки на животе. Быстрые шаркающие шаги. Человек, которому приспичило.

Зайдя в один из туалетов, он достал банку со свеклой и поставил ее на край умывальника. Вытащил из держателя основательную пачку бумажных салфеток и расстелил их на крышке унитаза. Затем открыл банку, выловил вилкой несколько кусков свеклы, дал им стечь, положил на салфетки и принялся их тщательно разминать. Когда не осталось ни единого кусочка свеклы, а все превратилось в кашицу, он сгреб вилкой напоминавшую пюре субстанцию и сунул в рот. Затем повторял процедуру до тех пор, пока банка не опустела. Под конец он едва впихивал в себя пюре. Семьсот пятьдесят граммов свеклы оказалось больше, чем он предполагал. Перед выходом из туалета он взял банку со свекольным рассолом и выпил его большими глотками. Затем сполоснул пустую банку, опять засунул ее под пуловер, пристроил вилку в носок и пошел обратно в камеру. Возиться с тем, чтобы прятать банку обратно, Хинде не стал, решив, что достаточно поставить ее за письменным столом. Он сел на кровать, скрестил под собой ноги и закрыл глаза.

Планирование. Терпение. Решительность.

Он просидел на кровати чуть больше часа. Роланд Юханссон уже должен был закончить задание в Вестеросе. Ждать следующего. Самое время для второй фазы.

Медленно и аккуратно Хинде высвободил ноги, встал и сразу же снова заполз под кровать, чтобы достать полученную от Харальдссона бутылочку.

Ипекакуана.

Рвотный корень.

Двести пятьдесят миллилитров.

Хинде отвернул пробку и в два глотка выхлебал содержимое бутылочки. Приятного мало. Но это не имело значения, надолго оно все равно у него не задержится. Перед выходом из камеры он все-таки решил засунуть пустые сосуды обратно в вентиляционное отверстие. Было бы глупо потерпеть неудачу только потому, что он поленился и допустил небрежность. Правда, он почувствовал, что привинтить решетку не успеет. В животе бурлило. Хинде пошел в общую комнату, по-прежнему держа руки на животе. Челюсти были крепко сжаты, и он чувствовал, что у него начинает выступать пот. Он остановился посреди комнаты.

Showtime![46]

Почувствовав первые признаки того, что живот начинает всерьез сводить, он рухнул на пол. С криком. Все остальные, находившиеся в комнате, застыли. Просто смотрели. Хинде извивался на полу, держась руками за живот. Он набрал воздуха, чтобы опять закричать, но не успел: содержимое желудка поднялось и вырвалось наружу бурным каскадом рвоты. Стоявшие ближе всего к нему заключенные с отвращением отскочили. Охранники, которые двинулись к нему, когда он упал, остановились, не понимая, что им делать. Было хорошо известно, что персонал пенитенциарной системы не особенно разбирается в физических недугах. Хинде на это рассчитывал, и работавшие в этот день охранники его не разочаровали. Они стояли в полной растерянности. В точности, как он планировал. Желудок снова вывернуло. Сквозь наполнившие глаза слезы Хинде с радостью увидел, что и на этот раз содержимое желудка оказалось густым и почти черного цвета. Правильная консистенция, правильный цвет. Свекла успела вступить в реакцию с желудочной кислотой и утратить бóльшую часть своей окраски. Если не принюхиваться с близкого расстояния, отличить от внутреннего кровотечения просто невозможно. Хинде хладнокровно рассчитывал на то, что никто не станет совать нос в то, чем его вырвало уже в третий раз – теперь чуть более слабой струей. Один из охранников вынул рацию и объявил тревогу, второй, похоже, обдумывал, как ему подобраться к Хинде, не наступив в содержимое его желудка. Судороги ослабли. Хинде втянул носом воздух и проглотил застрявшую там часть рвоты. Она имела вкус свеклы и ипекакуаны. Он согнулся пополам и, еще раз громко вскрикнув от боли, принялся, беспомощно поскуливая, перекатываться с одной стороны на другую. Один из охранников подошел к нему, сел на корточки и осторожно положил руку ему на плечо. Хинде закашлялся, как казалось, от тяжелых мучений.