Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка - Стивен Бирмингем

наблюдателю может показаться, что он связан с наибольшим риском. На самом деле контракты заключались редко, только в тех случаях, когда вопрос считался беспроигрышным.

К началу века дом Lehman Brothers мало чем занимался из этого прибыльного бизнеса. Фактически за первые пятьдесят лет своего существования Lehman Brothers выпустил только один выпуск — в 1899 г. для так называемой International Steam Pump Company, насосного треста, состоявшего из пяти производителей насосов. Комбинат не оправдал надежд, и в соответствии с антимонопольным законодательством он был реорганизован в Worthington Pump & Machinery Corporation. Укушенные, Леманы на несколько лет прекратили заниматься андеррайтингом. Они продолжали заниматься сырьевыми товарами — хлопком, кофе, нефтяными фьючерсами, а для собственных портфелей покупали выпуски акций того времени[56].

Но после смерти Эмануэля Лемана управление фирмой полностью перешло в руки второго поколения — группы неугомонных, нетерпеливых, амбициозных мальчишек: Филипп, Зигмунд, Артур, Мейер Х. и Герберт. Особенно изобретательным в банковском деле был Филипп, сын Эмануэля, и именно мастерство Филипа Лемана, а также сила его воли и напористость («Во всем, что бы он ни делал, Филипп должен был побеждать», — говорит один из членов семьи) позволили ветви семьи Эмануэля Лемана занять доминирующее положение в делах компании. В эпоху, когда ни один уважающий себя частный банкир не осмелился бы поддержать розничные магазины, производителей текстиля, одежды или сигарет, не говоря уже о позорных домах заказов по почте и операциях «пять и десять», Филипп Леман привел своих кузенов непосредственно в такие предприятия и быстро добился прибыльных результатов. Очень рано Lehman Brothers помогла профинансировать и развить Американскую калийную и химическую корпорацию и продолжала поддерживать ее до тех пор, пока она не была продана за неплохую сумму Standard Oil Company of New Jersey.

Именно поколение Филипа Лемана впервые вошло в элиту нью-йоркского немецкого еврейства. Он и его двоюродные братья женились на Штраусах, Альтшулях, Льюисонах, Лауэрах, Лимбургах, Фатманах, Гудхартах, а в случае его двоюродного брата Зигмунда — на первых кузинах Леманов, тем самым связывая Леманов с другими состояниями и банковскими домами. Важное значение имел брак Артура Лемана с дочерью Адольфа Льюисона, благодаря которому горнодобывающие предприятия Льюисона перешли под крыло Лемана.

Именно по настоянию Филипа Лемана фирма впервые начала заниматься андеррайтингом, что впоследствии привело Lehman Brothers к инвестиционно-банковской деятельности. Он часто обсуждал эту тему со своим лучшим другом Генри Голдманом.

Отец Генри, Маркус Голдман, умер за несколько лет до смерти Филипа, и доходы от бизнеса, который старый Маркус носил в подкладке своей шляпы, оставили его наследникам более чем комфортное состояние. Генри тоже был амбициозен и стремился выйти за рамки продажи коммерческих бумаг, по которым Goldman, Sachs стала ведущим дилером в Нью-Йорке. В те времена слияния компаний не были столь модными, как сейчас, и поэтому друзья не рассматривали этот вариант. Но они допускали мысль о создании собственной андеррайтинговой фирмы Goldman & Lehman. Но давление, как практическое, так и сентиментальное, не позволявшее им оставить свои семейные фирмы, было очень сильным, и в конце концов они решили сотрудничать в области андеррайтинга в качестве побочного направления. Каждый дом продолжал бы заниматься своей специализацией — Lehman сырьевыми товарами, Goldman, Sachs — коммерческими бумагами, — а два друга входили бы в андеррайтинговые предприятия в качестве партнеров, деля прибыль пятьдесят на пятьдесят.

Goldman, Sachs, как и Lehman Brothers, была фирмой, связанной крепкими брачными узлами. Две сестры Генри Голдмана были замужем за двумя братьями Сакс. В 1906 году сестра шурина Генри Голдмана, Эмелия, вышла замуж за мужчину по имени Сэмюэл Хаммерслау.[57] Старшая сестра Хаммерслау, Августа, была замужем за мужчиной по имени Сэмюэл Розенвальд, и их сын, Джулиус Розенвальд, о котором никто не думал, что он чего-то добьется, в нежном возрасте отправился в Чикаго и купил почтовый магазин Sears, Roebuck & Company. Возможно, их отношения были непрочными, но когда Джулиусу Розенвальду понадобились деньги, он обратился к своему «кузену» Генри Голдману. Джулиус хотел расширить Sears, Roebuck и попросил у Голдмана кредит в размере пяти миллионов долларов.

Голдман познакомил Розенвальда с Филипом Леманом, и оба банкира предложили Розенвальду более выгодное предложение. Почему бы не провести публичное размещение акций Sears и не заработать десять миллионов долларов? Это была довольно смелая идея, поскольку на рынке еще никогда не было почтовых ценных бумаг. Невозможно было предугадать, как отреагирует на Sears покупательская публика. Розенвальд согласился, и фундамент гигантского почтового дома был заложен. Сегодня мало кто из акционеров Sears, Roebuck сожалеет о том, что Филип Леман и Генри Голдман реализовали эту идею.

В дальнейшем Леман и Голдман сотрудничали и по другим вопросам, почти все из которых решались в интересах клиентов Goldman, Sachs. Они стали специалистами по оказанию помощи частным компаниям в «выходе на биржу» — операции, которая всегда была сопряжена с большим риском. В 1910 г. они выступили гарантами выпуска акций для корпорации Underwood, в 1911 г. представили Studebaker. Годом позже друзья вывели на рынок первые акции сети магазинов разнообразных товаров — F. W. Woolworth Company. В следующем году они представили компанию Continental Can Company. В общей сложности эти два человека участвовали в четырнадцати крупных выпусках ценных бумаг и считались самой «горячей» молодой командой андеррайтеров Уолл-стрит, когда в 1914 г. грянул августовский выстрел.

Зять Генри Голдмана, Сэм Сакс, вернулся из поездки в Англию сразу после начала войны. Там он заверил корреспондента лондонской фирмы Goldman, Sachs, Kleinwort, что Goldman, Sachs твердо стоит на стороне Великобритании. Однако в Нью-Йорке, к своему ужасу, он узнал, что Генри Голдман уже произнес несколько прогерманских речей.

Когда англо-французский заем был отклонен компанией Kuhn, Loeb, он перешел к J. P. Morgan, и большинство ведущих фирм Уолл-стрит обратились к Morgan с просьбой о долевом участии. Однако Генри Голдман, один из важнейших партнеров Goldman, Sachs, заявил, что не желает иметь ничего общего с этим займом, причем по откровенно прогерманским причинам. Кроме того, в Goldman, Sachs существовало правило, согласно которому фирма не могла спонсировать ни один вопрос, если все партнеры не были единодушны в своем решении. Будучи человеком интенсивным, вспыльчивым, дидактичным, партнеры и сестры Генри умоляли его сгладить или хотя бы скрыть свои чувства, но он отказывался, и его публичные выступления становились все более частыми и поразительными. Пруссачество, которое осуждал Отто Кан, Генриха Гольдмана восхищало. Он цитировал Ницше всем, кто хотел его слушать. Сэм и Гарри Сакс тем временем обратились непосредственно к Моргану, как это сделали Отто