Конец цепи - Фредрик Т. Олссон

Так просто все было.

– А я не увидел, не воспитал ее правильно, не разглядел явных признаков, а обязан был. Поскольку, если я не сделаю этого, кто тогда? Если будущее есть где-то там, и все находится передо мной, все, чтобы я смог остановить кошмар, а я не вижу? Кто тогда сделает это?

Она посмотрела на него.

Знала, что он имеет в виду, но все равно не понимала до конца.

Как будто обе задачи соединились вместе, словно он корил себя за Сару и шифры одновременно, словно одно могло помешать другому и словно смерть Сары и смерть Кристины исчезли бы, если бы он просто нашел ключ. Который никому не удалось отыскать за пятьдесят лет. И который имел отношение только к тому, что происходило сейчас.

И она сказала это ему, а он не ответил.

– Она не была одной из задач, которые ты должен решать. Тебе не надо смотреть на это таким образом.

Он еле заметно пожал плечами.

– Человек ведь не знает, что может случиться. Ни тогда. Ни сейчас. Одно тянет за собой другое, и все связано между собой.

Так она сказала. И потом:

– Ничто ведь не начинается и не заканчивается тобой.

Пожалуй. Но он ничего не ответил.

Уже сказал все, что хотел, и его взгляд снова вернулся к огню, а несказанное и должно было остаться таким.

И снова воцарилась тишина.

– Какие у тебя были планы? – спросила она наконец.

Он посмотрел на нее.

– Если бы ты не оказался здесь? Если бы вирус не вырвался наружу? Что сделал бы ты со своей жизнью тогда?

Он пожал плечами. Облизнул нижнюю губу, словно проверяя стоявшие на очереди слова на вкус.

– Я не смотрел на будущее так, словно сам являюсь частью его, – сказал он.

Жанин кивнула.

Особенно не о чем было больше говорить.

И он закрыл глаза.

Понизил голос:

– И могу только сожалеть об этом сейчас.

Она устроилась рядом с ним. И наклонилась к нему, и они сидели без слов. Огонь постепенно угасал. Он положил руку ей на спину, а она свои на него.

Они заснули так же, прижавшись друг другу на диване, хранившем запах кого-то другого. И в ситуации, когда они не чувствовали себя в безопасности, еще толком не успели согреться и представить не могли, что ждет их впереди, это была лучшая из доступных им перспектив.

Они проснулись от шума автомобиля.

Оба услышали его одновременно, уже успели привыкнуть к тишине, нарушаемой только тихим завыванием ветра и отдельными птицами где-то вдалеке, их щебетанием, когда они находили что-нибудь съедобное, понятия не имеющие обо всем том ужасе, который происходил вокруг них.

Но потом они услышали глухой звук мотора, работавшего на пониженной передаче. Газовавшего, чтобы подняться на холм. Именно он разбудил их, и они сидели, прижавшись друг к другу, точно как спали, и смотрели один на другого и ждали, когда услышат его снова.

Кто-то находился там. Деревня была пустой вчера, все жильцы уехали из нее, а сейчас кто-то находился там и, пожалуй, искал их.

А они были безоружны.

Не имели вообще ничего, чем смогли бы защищаться.

И подкрались к окну, приготовились к худшему.

Не так много домов требовалось обыскать. А в камине тлели угли, и, пожалуй, над трубой все еще поднимался дым.

Им в конце концов удалось сбежать. Но сейчас они не имели ни единого шанса.

Видели фары автомобиля, как они приближались по деревенской улице.

Жанин увидела это первой.

И сама удивилась собственному крику.

Они узнали название и сказали, почему нет.

Ничего другого у них не было, чтобы продолжать.

А что-то требовалось делать.

«Мы просто поедем, – думали они. – Просто поедем туда и посмотрим, где нам искать». И заехали так далеко, как только могли, но, когда сам ничего не знаешь, от подобного мало толка.

Лихтенштейн.

Вот и все, что им было известно.

Но потом?

Вильям Сандберг дважды пытался позвонить Кристине со своего собственного телефона, один раз она прервала разговор, а во второй он общался с ее автоответчиком. И потом его мобильник оставался включенным еще где-то час, прежде чем его отключили, и с тех пор он пребывал в том же состоянии.

А за это время находился в зоне действия трех мачт.

Все они стояли в Лихтенштейне на расстоянии нескольких километров друг от друга.

И сейчас, когда они оказались на месте, это дало им площадь, которую было невозможно обыскать. Они искали обломок иголки в стране, изобилующей стогами сена, и никто из них не осмелился сказать это вслух, но оба перестали надеяться.

Указатель увидел Лео.

И естественно, они действовали на авось, но это в любом случае было хоть что-то.

Они свернули с автострады рано на рассвете, а потом ехали по давно требующей ремонта извилистой дороге, и в конце ее находилось несколько деревянных домов с остроконечными крышами.

Название им подсказала табличка.

И Лео сразу узнал его.

Одна из мачт, обслуживавших телефон Вильяма, имела такое же наименование.

И в переводе с немецкого оно означало «холм».

Сначала они услышали крик.

И он напугал их, но не настолько сильно, как женщина, внезапно появившаяся в свете фар и размахивавшая в воздухе руками.

И их первой мыслью стало, что она молит о спасении. Заражена, и ей требовалась помощь. Альберт затормозил, огляделся, переключившись на заднюю скорость. Если она была больна, они не могли ничего для нее сделать, им требовалось избежать контакта. И он искал пространство для разворота и смотрел, нет ли еще людей, смертельно боялся, что их окружат раньше, чем они успеют закончить маневр, и тогда им уже не удалось бы уехать отсюда.

Именно тогда он услышал, что она выкрикивает его имя.

И посмотрел вперед снова.

И увидел.

Альберт ван Дийк даже не выключил мотор.

Он открыл дверь.

Поднялся и шагнул наружу.

И сколь бы невозможным это ни казалось, но они нашли то, что искали.

Им требовалось разобраться всего лишь с двумя проблемами, и все равно было трудно решить, в каком порядке.

Во-первых, передать бумаги.

А во-вторых, компенсировать семь месяцев, украденных у любви.