Конец цепи - Фредрик Т. Олссон

В альпийскую деревню вернулось несколько жителей, и никто из них не знал, приедут ли другие или на том все закончится.

И каждая новая встреча была приятной, но грустной, и на улице стояли автомобили с открытыми багажниками, а сумки выстроились в ряд между ручейками с талой водой, и люди всех возрастов обнимались, открывали двери и снимали ставни с окон.

Все это они видели сквозь стекла машины, проезжая мимо них, людей против своей воли приютивших их, которые когда-то сбежали и вернулись сейчас снова, и под аккомпанемент хруста гравия под шинами Лео вывел автомобиль из деревни, оставив ее за задним стеклом.

Они проехали уже не один час, успели поменяться за рулем и поспать по очереди, когда Жанин наклонилась к пассажирскому сиденью.

Там сидел Вильям, смотрел, как линии дорожной разметки исчезают под капотом, бодрствовал, но ни о чем не думал.

Потом почувствовал голову Жанин вплотную к своей.

Промолчал. И она тоже. И пожалуй, ей нечего было сказать, и им не о чем больше разговаривать, и они сидели очень близко друг к другу, в тишине, километр за километром, и не было ничего странного в этом.

– Если бы они не нашли тексты, – сказала она наконец.

Тихим голосом, без драматических ноток, как будто начинала самый заурядный разговор.

И он кивнул, не смотря на нее.

Уже знал, что она скажет, это был тот же самый вопрос снова. Опять и опять.

– Если бы они не прочитали, – продолжила она, – не создали свой вирус, сами не вызвали бы все это. Тогда там по-прежнему стояло бы то же самое?

Вильям все так же смотрел в окно. На пейзаж за ним. Чувствовал, как его мысли крутятся вокруг ее вопроса. Случилось бы это в любом случае, поскольку было написано так? Или там стояло бы нечто иное при другом развитии событий?

Если дерево падает в лесу, подумал он. Кого это волнует?

Но ничего подобного не сказал.

– Сколько бы мы ни спрашивали себя, – ответил он, – никогда не узнаем ответа на этот вопрос.

Она кивнула.

Так все обстояло.

А потом он посмотрел на нее:

– По-моему, так гораздо лучше.

Они не сказали ничего больше в течение многих часов.

Был тепло и спокойно, и любые разговоры казались лишними.

Они ехали на север по пустой автостраде, проезжали один населенный пункт за другим. Какие-то из них выглядели пустыми, и явно могли такими остаться, а в другие уже вернулись люди и пытались наладить быт.

Будущее началось.

И что оно принесет с собой, они не знали.

В любом случае сейчас оно старалось только во благо.

В Амстердаме они расстались.

Без церемоний, просто молча обменялись кивками.

Рукопожатие выглядело как-то печальней, а они остались в живых, и не было особой причины горевать о том, с кем ты мог встретиться вновь, не обязательно, но в любом случае они же представляли, как найти друг друга при желании, но не знали, понадобится ли это. Пережили смерть вместе. И пожалуй, этого хватило с лихвой. Когда жизнь восстановится, кто знал, может, у них уж не будет ничего общего?

Вильям поднялся тоже, вышел из машины, в качестве последнего «адье», смотрел, как Жанин и ее мужчина удалялись по улице.

Переход, где Альберт увидел людей Нейзена.

Улица, где «гольф» освободил его от одного из них.

Эти воспоминания всплыли сейчас из памяти Альберта, но Вильям ничего такого и представить себе не мог, он видел лишь пустую улицу в лучах весеннего солнца, ожидавшую, что все, кто пережил беду, вернутся в свои дома.

Только когда они исчезли в подъезде, Вильям сел в машину снова.

Лео сидел за рулем. Посмотрел на Вильяма, но ничего не сказал.

Он припарковался точно у тротуара. Решетка колодца сточных вод наполовину виднелась из-под пола автомобиля со стороны Вильяма, и какое-то мгновение Вильям сидел с открытой дверью, опустив глаза в направлении асфальта.

Вжался спиной в спинку сиденья. Сунул руку под пиджак на груди, во внутренний карман. Там лежал черный блокнот.

И прежде чем закрыть дверь, он наклонился наружу, нащупал им промежуток в решетке. А потом отпустил его и видел, как он исчез в темноте.

Потому что кто ведь читает дневники.

Когда тебя самого уже нет, кого интересует, что ты делал в какой-то понедельник в марте.

Лео ничего не сказал.

А Вильям просто смотрел перед собой.

– Не возражаешь, если я посплю немного? – спросил он.

Лео кивнул.

Тронул машину с места.

Если он будет ехать без остановки, они могли встретить утро в Стокгольме.

На двери квартиры на Каптенсгатан, в том месте, где ранее находились разбитые полицейскими витражи, сейчас был прибит лист фанеры, и он какое-то время стоял неподвижно на лестничной площадке перед ней с ключами в руках, прежде чем осмелился шагнуть вперед и открыть замок.

За дверью на своем месте висела железная решетка, незапертая, изуродованная болгаркой, которую сейчас невозможно было закрыть. А за ней его ожидал знакомый запах, который квартира приобретала, если стояла пустой довольно долго. Появлявшийся, когда реальная жизнь в ней на время прекращалась и никто не находился там, и создавалась иллюзия чистоты, и что весь мир имеет естественный запах лимона, и что в этом нет ничего странного среди всего хаоса и дьявольщины, которые, собственно, представляли собой жизнь.

На полу в коридоре выросла гора из ежедневных газет. С заголовками, постепенно становившимися все более крупными, с фотографиями, выглядевшими все более печальными и тягостными, чем больше времени проходило.

Последняя была датирована январем.

Потом они перестали приходить.

И они лежали сейчас там, как летопись событий последних месяцев. Как прямая времени, не в шифре, но черная на белом. Нисходящая по времени, а не наоборот.

И все равно довольно давняя.

Сейчас стоял он здесь.

Ничего не случилось.

И все изменилось.

Он остановился в коридоре, не зная, что ему делать теперь.

Рассматривал свою квартиру. Свой дом. Свое место.

В конце концов снял пальто, повесил его на стул около двери.

Прошел дальше.

Он был дома.

Вильям Сандберг набрал ванну и погрузился в воду.