Княгиня - Петер Пранге

— Я вышвырну тебя прочь! Я прикончу тебя! Ты меня доведешь!

— Попытайтесь уснуть, синьор! Прошу вас! Это для вас лучшее лекарство!

— Заснуть, говоришь! Это про тебя — не про меня! Ты только и знаешь, что дрыхнуть! Предатель! — И тут Борромини заговорил тихо-тихо, с недоверием, издевкой: — Признайся, сколько же он заплатил тебе, чтобы ты издевался надо мною? Он ведь был здесь и всучил тебе денежки!

— О ком вы, синьор? Не понимаю, кого вы имеете в виду.

— Лжец! — раздалось в ответ. — Он тебя подкупил, это же ясно! Ты Иуда! Я точно знаю. Но ты поплатишься!

Через закрытую дверь до племянника донесся звук падения чего-то тяжелого — по-видимому, пытаясь встать, дядюшка задел стул. Бернардо закрыл глаза. Ну почему, почему он дал согласие присматривать за ним и перебрался сюда? Как ему хотелось вернуться в свою уютную клетушку в пригороде Рима!

Бернардо попытался налечь на дверь, чтобы не впустить Франческо к себе, но тут Борромини умолк на половине фразы, зашедшись тяжким кашлем. Кашель был настолько ужасным, что походил на хриплый лай разъяренного цепного пса. Племянник в ужасе перекрестился. За время своего пребывания здесь он успел наглядеться на эти приступы, однако так и не смог привыкнуть, напротив, каждый раз они ужасали его сильнее. Осторожно приложив ухо к двери, он прислушался.

До него донеслось бессвязное бормотание дядюшки:

— Свечу… принеси мне… свечу… Прошу тебя… принеси… Ты ведь обещал мне… Мне еще нужно записать…

Вскоре бормотание смолкло. Бернардо медленно отодвинул в сторону задвижку, чуть приоткрыв дверь, взглянул внутрь. Из спальни доносился храп. В луче света, падавшего из каморки, он увидел, что его дядя, навзничь завалившись на постель, спит.

Слава тебе Господи! У Бернардо вырвался вздох облегчения. Он снова затворил дверь и, заперев ее на задвижку, стал спускаться вниз. В кухне царил разгром, как после нашествия, — стол и стулья опрокинуты, пол усеян обгорелыми обрывками рукописей и чертежей, в плите гудело пламя. Поздним вечером дядя перерыл весь дом в поисках своих бумаг. Все записи, расчеты, эскизы — словом, все, к чему прикасался его грифель, все с проклятиями летело в огонь. Дядюшка сидел, уставившись на пламя, что-то втолковывая ему, будто одушевленному существу.

Бернардо схватил с полки откупоренную бутылку вина, чудом уцелевшую в этом бедламе, и, приложив горлышко к губам, жадно отхлебнул. Его одолевали сомнения. Как поступить? А что, если, проснувшись, дядя Франческо снова начнет буянить? Может, у него никакой не сердечный кашель, как утверждали лекари, а куда хуже — может, в него бес вселился. Так однажды сказала соседка, а падре, стоявший тут же, даже не попытался переубедить ее.

Бернардо почувствовал, как страх леденит спину. Ах, если бы в этом доме нашлось хотя бы несколько капель святой воды! Он отпил еще глоток вина, но успокоения это не принесло. Нет, одному ему никак не справиться!

Стараясь не шуметь, на цыпочках он вышел из дома.

Когда Франческо очнулся, вокруг царил непроглядный мрак. Голова, все тело казались бесчувственными, онемевшими. Какой сегодня день? Сколько же он проспал? Медленно, будто освобождаясь от вязкой жижи, пробуждались в душе воспоминания. Он ощущал неясное желание действовать, совершить нечто важное.

С трудом Франческо перевернулся с одного бока на другой. Где-то поблизости довольно громко щебетала какая-то птица, сквозь крохотное оконце пробивался белесый, мутный свет утра — занимался новый день. Внезапно он, насторожившись, приподнял голову от подушки. В воздухе пахло паленым.

И вдруг он все вспомнил, и воспоминания эти привели его в ужас.

— Бернардо! — крикнул он.

Франческо стал вслушиваться в тишину. Ответа не последовало. Куда запропастился этот идиот? Его племянник должен быть в доме, так какого дьявола он не отзывается? Откашлявшись, Франческо нащупал стоявшую подле кровати на полу плевательницу.

— Бернардо! — взревел он снова. — Принеси свечу!

Склонившись над плевательницей, Франческо отхаркнул густую мокроту. Черт побери, где же этот недотепа? Ему предстоит написать завещание! Именно сегодня, сейчас, сию минуту — дело не терпит отлагательства! На дворе уже вовсю заливались птицы. Может, Бернардо перепил вина и спит сейчас непробудным сном? Ну ничего, он до него еще доберется! Франческо в ярости стал подниматься с постели, погрузневшее тело с трудом повиновалось, проклятый дряблый мешок костей и мяса, абсолютно бесполезный и всю жизнь только и досаждавший ему. На ощупь он добрался до двери, споткнувшись по пути о какой-то ящик и с размаху налетев бедром на край стола.

— Идиот! Куда ты подевался?

Боль в боку была настолько сильной, что перед глазами поплыли разноцветные круги. Франческо начал писать завещание еще минувшим днем, после обеда, но вышло лишь несколько фраз — а ему еще столько предстоит написать. Вся обстановка убогой комнатенки вдруг показалась ему чужой, враждебной. Воробыи на крыше устроили настоящий концерт. Всё, он уничтожен, раздавлен, растоптан. Теперь настала пора расплаты! Он сделал то, что должен был сделать, предав огню все свои проекты, как того требовали законы чести, чувство самоуважения и справедливость. Теперь оставалось лишь написать завещание. В нем он назовет всех поименно: воров, обманщиков, предателей — всю эту свору безбожников. Но чтобы писать, нужен свет. Дьявол, разве ему обойтись без свечи?

Наконец он нащупал дверную ручку, нажав на нее, попытался толкнуть дверь, но тщетно — дверь была заперта.

— Бернардо! Давай иди сюда! Сию же минуту!

Легкие с надсадным присвистом перегоняли воздух. Вконец измученный, Франческо прислонился к двери. Стены спальни превратились в стены каземата, где он был заточен, ему даже стало казаться, что они надвигаются на него, грозя раздавить. Накатила паника. Его решили изолировать от мира! Как дикого зверя! Франческо стал дергать за ручку двери, замолотил кулаками по массивному дереву, но она не поддавалась. Это все происки Бернини — он подкупил Бернардо!

В свете брезжащего утра корешки книг все отчетливее проступали на фоне беленной известкой стены: Сенека, Библия — вот его единственные настоящие друзья-приятели. Кроме них, у Франческо нет никого. В каком-то отчаянии он протянул к ним руки, но фолианты в кожаных переплетах продолжали равнодушно взирать на него. А за окном звенел, переливался птичий гомон, отдававшийся в ушах Франческо издевательским хохотом. Над чем они там потешаются? В гневе он смахнул с полок несколько книг, и они с шумом полетели на пол, а он, уже не помня себя, босыми ногами принялся топтать их — и они, и они бросили его в беде, отвернулись от него и тоже вдоволь потешились над ним!

Приступ кашля помешал ему довершить экзекуцию. Грудь сдавил железный обруч. Воздуха! Нечем дышать! Франческо рванул на груди ночную сорочку, пошатываясь, стал продвигаться к окошку, но тут снова под ногами оказался этот треклятый ящик, и он, падая, ухватился за занавески и, оборвав их, грохнулся на пол.