Тени Шаттенбурга - Денис Луженский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, Ханс! – Еще один шаг…
Марек до боли сжал пальцы на рукояти топора.
Движение за левым плечом он увидеть не мог, но странным образом почуял его и обернулся. Опасность?! Нет, всего лишь ожил Перегрин, до сих пор изображавший собой деревянного истукана. Чужак поднялся и, не сказав ни слова, шагнул вперед, потом еще раз… еще…
– Вседержитель! – С полдюжины глоток разом исторгли изумленный вздох, а у самого Марека морозом продрало по хребту.
Черно-багровое нечто «мигнуло»: сжалось и тут же раздвинулось вновь… а чужак – исчез! Ни предсмертного вопля, ни хотя бы стона – лишь пронзительно-певучий звук – точно лопнула на огромной гитаре перетянутая струна.
Едва ли хоть что-то еще могло бы ошеломить верных надежнее: будто пыльным мешком ударенные, они стояли и таращились туда, где только что сгинул странник. Сейчас бы и налететь, и рубить их в мелкую стружку, да только поступок Перегрина не меньше, чем врагов, поразил и всех его товарищей, изготовившихся в засаде. Всех, кроме Николаса. В звенящей тишине министериал откинул с лица капюшон.
– Ну что за встреча! – воскликнул он со злым весельем, поднимая странную штуковину, похожую на железную палицу, высверленную изнутри. – С тебя должок за лошадь, приятель!
* * *
То, что они просчитались, стало ясно, едва Николас увидел девчонку. Микаэль, ушедший на разведку во второй коридор, еще не успел вернуться, и против смены стражи их оказалось всего лишь трое… Да, трое, а не четверо – уж насчет себя обманываться не стоило. От места, куда угодили когти твари, по всей спине разливались тягучие волны боли, а руки и ноги немели от слабости. Пока еще он заставлял себя двигаться, но, когда дойдет до схватки, хватит ли сил, чтобы нанести хоть один верный удар?
Впрочем, положение вовсе не плачевное, когда имеешь дело с недавними крестьянами, а твои люди – умелые рубаки, да к тому же атакуют из засады. Ну и если все же придется поучаствовать… Правая рука министериала сжала цевье ручницы, в пальцах левой тлел короткий фитиль – на пяти шагах, даже слабый как младенец, он не промахнется.
Вот только к Источнику пожаловала вовсе не смена стражи. Из коридора уже вышло не меньше дюжины оружных людей, а за их спинами мелькали в туннеле новые факелы. Ритуал! Догадка словно обожгла, вдоль хребта протянуло болью, к горлу подступила тошнота. Все эти заявились сюда на ритуал! Неужели и впрямь все?!
«Помоги нам, Господи!»
Монах, шедший впереди своих собратьев, остановился и что-то спросил, поднимая факел повыше. Николас не расслышал вопроса, он копил силу в руках, готовился к бою… скорее всего, последнему своему бою.
Звон струны за спиной… Что еще такое?!
Тут-то он и разглядел гиганта – того самого, что приносил ему ужин в Ротшлоссе, а наутро швырялся камнями со скалы. Есть все-таки справедливость, есть!
Хмель азарта ударил в голову почище крепкого пива, и Николас перестал думать о смерти. Спиною он уперся в холодный сырой камень – так его не свалит с ног отдачей. Капюшон мешает смотреть… Долой его, пусть видят, мерзавцы, кто перед ними! Распахнув полы плаща, министериал поднял тяжелую ручницу.
– Ну что за встреча! С тебя должок за лошадь, приятель!
* * *
Бахнуло так, что Марек аж присел. «Палица» в руках Николаса плюнула грохочущим огнем, выдохнула облако едкого белого дыма. Гигант, что привел в пещеру Альму, вздрогнул всем телом и медленно, будто нехотя, опустился на колени, а потом так же неторопливо завалился назад.
Лишь теперь все перед Источником пришло в движение.
– К оружию! К оружию!
Пронзительные крики монахов, лязг выхватываемых мечей…
– Защитите мать!
Двое рослых доминиканцев и оборуженные цистерцианки сомкнулись вокруг седовласой женщины, заодно прикрыв оцепеневшую девочку. Сверкнула обнаженная сталь.
Марек прыгнул с места, и его Зверь возбужденно зарычал, предвкушая скорую схватку. Он увидел, как выскользнул из тени Девенпорт, как с другой стороны дикой кошкой налетела Ульрика…
Какой-то бородач в сутане судорожно дергал застрявший в перевязи топор, а его широко распахнутые глаза вперились в набегающего Клыкача. Он завопил за миг до смерти, попытался закрыться руками, и секира Марека пронеслась прямо сквозь растопыренные пальцы…
* * *
Определенно сектанты растерялись, но замешательство их было недолгим: потеряв в первые мгновения боя сразу нескольких товарищей, они все-таки сбили строй, а к ним на подмогу из туннеля выбегали уже новые братья.
«Скольких мы успеем положить, прежде чем остальные положат нас?!» – думал Николас, торопливо набивая порохом теплый ствол.
Тут случилось странное: монахи вдруг попятились, прикрываясь щитами, выставив мечи и короткие копья. Что-то происходило за их спинами, позади четверых телохранителей седовласой: над головами в коричневых и черных капюшонах темнота поголубела и замерцала, в дымном воздухе отчетливо пахнуло грозой.
– Это Агнесса! – крикнул Николас. – Оливье, она – как Герман! Прикончи ее, бога ради!
Наемник, уворачиваясь от взмаха усаженной бронзовыми шипами палицы, в ответ лишь прорычал витиеватое французское ругательство – яростно и бессильно…
* * *
Огромная черная капля вытекла из трещины в пещерном своде – слишком узкой, чтобы туда мог протиснуться даже ребенок. Вот только упавшее вниз существо было на две головы выше, чем любой из людей в этом зале, и, когда оно, пролетев прямо сквозь наливающееся голубым светом облако, приземлилось среди монахов, их строй словно расплескался. Отчаянный женский крик прокатился по пещере, резко оборвался, и разлившееся над сектантами грозное мерцание сразу погасло. Один из телохранителей аббатисы рухнул ничком, не успев даже обернуться, другой что-то отчаянно выкрикнул, замахнулся мечом…
Черная рука мелькнула – словно ударил хлыст. Схватив человека за горло, тварь со страшной силой швырнула его назад, разметав плотно сбившихся монахов. Пришел черед цистерцианок – Девенпорт еще не закончил свою бранную тираду, а обе боевитые девы уже легли под молниеносными ударами длинных слюдянисто блестящих когтей.
Следом упала и девочка – осела безмолвно, словно подрубленное деревце.
Увидев это, Марек взвыл: не от страха, от ярости: и наконец-то спустил Зверя с цепи…
* * *
«Предал! Бросил! Сбежал!» – отчего-то эти мысли были первыми, и от них ей стало жарко: стыд всегда обжигает.
«Поддался! Не сумел! Погиб!» – горько подобное думать, но лучше уж так, чем мнить себя преданной тем, кого почти уже считала другом.
«Теперь нам не устоять…» – а вот так лучше не думать вовсе…
Ульрика прожила на свете много больше лет, чем люди давали ей за глаза. И каким концом меча рубят головы недругам, она знала не понаслышке. Бросаясь в схватку, баронесса фон Йегер словно наяву услышала голос Чи Шифонга – седоусого китайца, некогда приставленного наставником к юной, но очень уж своенравной госпоже: