Солдат императора - Клим Жуков

Солнце беспощадным желтым пауком выползает из-за края земли, стремясь занять центр ярко-синей паутины небес. Колокола на башне Санта Мария делль Мар молчат, еще нет девяти утра, но жаркое марево испанского лета уже разлилось по земле. То ли еще будет. Слабый ветер с моря приносит душную влагу, которая заставляет свет преломляться, искажая идущие вдалеке фигуры. Чуть дальше на запад начинаются совсем другой мир апельсиновых рощ. Там среди деревьев прохладно и воздух напитан упоительными ароматами свежей листвы, ухоженной земли; зрелые, сильные ветви готовятся первый раз в этом году дать жизнь сладким плодам. Все в том далеком мирке наполнено радостью любви и возрождения. Но тот мирок эфемерен, а мир, который я сейчас вижу перед глазами, более чем реален. Здесь нет прохладного тенька и сладостных запахов. Когда свирепое солнце заставит гору Монсеррат накрыть все своей тенью, даже тогда здесь не будет ничего кроме духоты, жары и пыли. Тот мир радуется новому утру, готовится любить и дарить жизнь. Мы здесь собираемся заняться прямо противоположенным: мы готовимся жизнь отнимать.

Холм надежно закрывает нас от любопытных глаз в лагере, полянка глинистая, плоская, песка почти нет, рытвины и кусты не мешаются. Идеально. Пора начинать. Дон Франциск снимает камзол и рубаху, ну что же, разоблачимся и мы, неторопливо, пуговка за пуговкой. Пальцы дрожат от страха или с похмелья, не разберешь, это плохо. Да, пить я тоже неоднократно зарекался.

Глядя на размытые в солнечном свете фигуры зрителей, я в который раз за многие годы задаюсь вопросом: а что я здесь, собственно, делаю? Как меня занесла нелегкая в столь нелепую и опасную передрягу? Немного времени осталось, чтобы поразмыслить над прожитой жизнью. И я размышляю, натягивая плотные перчатки черненной свиной кожи, размышляю, слушая мягкий шелест клинка, выползающего из своего убежища в ножнах, размышляю, занимая позицию в центре невидимого круга, описанного нашими ассистентами. Еще несколько секунд и мысли уйдут. Место разума займет холодная, тщательно дозированная ярость.

Ну как, припомнили?

Мы сошлись. Испанец покачивал острием на уровне лица, а дагу прибрал к выставленному вперед левому бедру. И танцевал, танцевал, танцевал вокруг меня. Взгляд ловил мои глаза, вперенные в грудь противника.

Я стелился низко, держа кинжал и меч вместе, справедливо опасаясь за кисть, не закрытую надежной гардой. Народ вокруг безмолвствовал, как земля и горы вокруг. Все затаили дыхание и ждали развязки.

Франциско надоела игра в гляделки. Толедская молния сверкнула над моим клинком и устремилась вниз к беззащитным пальцам, как я и предполагал, а башмаки выбили первую пыль.

И началось.

Первую атаку я отбил играючи, но Бог мой, как же быстр был испанец! Его гибкий клинок буквально оплетал катцбальгер, рвясь к живой плоти. Я никак не мог достать его из-за длинной шпаги и длинных рук, которые вновь и вновь направляли в меня заостренную смерть.

Я кружился, отскакивал, безуспешно атаковал, а Овилла легко парировал уколы тяжелого оружия дагой, одновременно полосуя меня по глазам, по шее, по рукам, по бедрам. Он буквально тек над землей, как вода, моментально пресекая попытки пройти в ближний бой.

Совершенные перемещения, совершенная техника, совершенная сталь, которая раз за разом била в мое оружие, заставляя поднимать его, потом сверкал очередной выпад фейерверком колючих, острых брызг, несших боль и смерть.

Франциско атаковал в лицо уколом, я закрылся дагой и рванул меч вдоль его руки. Поворот кисти на дюйм отвел угрозу, а следующий поворот полоснул в колено, так что я едва успел уйти сменой стойки. А испанец все наседал, не разрывая постоянной музыки звенящих мечей. Укол, еще один, еще и еще. Атака в шею и длинный выпад с правой, его дага сталкивается с моей гардами, на пядь не дойдя до вожделенного сердца.

Я все еще жив.

Это была долгая схватка. Самая долгая из виденных мною.

Обычно такого темпа хватает секунд на десять, и один уже захлебывается кровью. В глазах врага я прочел явственное удивление, и даже восторг. Но никакой пощады. Он тянул упрямой нитью бледные губы, все разгоняя выверенный механизм смерти.

Ваш неумелый повествователь оказался, к счастью, гораздо более умелым бойцом. Я продолжал уворачиваться, рубить и колоть, мерзко потея предательской винной жижей. Мой визави был совершенно трезв и свеж, как огурец первого урожая.

Очередной раз, уходя из капкана намерений, воплощенных смертельными траекториями, я вынужденно размахнулся и крепко вдарил в основание толедского клинка.

Длинная шпага длинно завибрировала, едва не вырвавшись из неприятельской руки, но тренированная цепкость победила, а я воспользовался моментом и вывернулся из боя.

Мы вновь принялись кружить грифонами. Пора было что-то менять, еще одного такого схода я могу не сдюжить. Неожиданный секундный успех подсказал новый путь.

Я нападал, намеренно широко замахиваясь, что есть мочи избивал батманами узкую шпагу. Она дрожала под дождем ударов, что давало мне определенные шансы. Правильность фехтования с таким противником, таким оружием в противном случае неминуемо привело бы к летальному финалу.

Франциско не показал удивления, хотя блаженство с его лица определенно исчезло – что-что, а бить я умел сильно. Он пытался наказать размашистые удары уколом в руку, но дага моя неизменно оказывалась настороже.

Пару раз я почти достал испанца!

Но его проклятые ноги каждый раз выделывали спасительные па невозможной скорости и точности. Зрители наши благодарно ахали при каждом красивом с их точки зрения выпаде, а я ничего красивого в происходящем не находил. Опасная, ненужная игра, ошалевших от любви дураков.

Выпало рубить, и я рубил в голову, так что клинки сплелись в квинте. Отработанный перевод вращением кисти снизу в высокую приму, под руку Франциско обратной стороной оружия. Будь проклята его дага! Получи же в голень, сын испанской шлюхи! Будь проклята твоя реакция и твоя блестящая секунда, которой ты отбил удар.

Я здорово наседал. Новая тактика приносила дивиденды в виде центра полянки, перманентного отступления врага и восхищенного улюлюканья публики. Даже доктор наш изволил прийти в себя. Однако я зарвался и поплатился. Новый каскад шагов, батманов, кинжальных финтов, породивших почти симфоническое журчание стального перезвона и выпад! Сияющий момент истины, когда я смог пройти на дистанцию еще раз!

Удар восходящий косой дугою в скулу, клинки скрежещут в высокой импровизированной секунде, моя дага подбивает шпагу Овилла вверх, а меч летит полукругом стальной смерти в бок, поперёк живота, молоть ребра и мочалить кишки…

Летит?

Никуда он не летит. Испанец, оскалившись, довернул шпагу и мое оружие оказалось в недолгом плену его широкой гарды, сбившей хищный полет. Ну а дага его нырнула прямо под воздетую левую, которой я так ловко развивал атаку.

Время встало. Жуткий дырокол тягуче тянулся к груди, скрывавшей до поры бестрепетный трепет моего трепетного сердца.