Эпоха завоеваний - Ангелос Ханиотис

Поэта из Перинфа и Каллимаха роднит то, что они не опираются на личный опыт. Хотя представления о загробной жизни и подземном мире являются плодом воображения живых, часто они предстают в виде сообщений смертных, которые спустились в Аид и вернулись оттуда, — например, Одиссея или Орфея, — либо умерших людей, которые являются любимым во снах и описывают область, которую считают теперь домом. Так, во времена Империи девочка из Фиатиры говорит из своей могилы:

Греческие представления о загробной жизни и подземном мире имеют долгую и сложную историю. Они варьировались от полного отрицания жизни после смерти до мысли о том, что смерть представляет собой вечный сон, и от сложных пространственных реконструкций подземного мира до идеи о том, что умершие после смерти превращаются в эфир или звезды. Агностическая эпитафия из Смирны гласит: «Если есть перерождение, сон твой будет недолог. Если же пути назад нет, тебя примет вечный покой». В эпиграмме того же времени из Аморга юноша обращается к матери: «Мать, не плачь обо мне, в чем толк? Теперь, когда я стал звездой в ночном небе среди богов, окажи мне почтение». Такие разнообразные и зачастую противоречивые представления очень хорошо прослеживаются в погребальных надписях на протяжении всей Античности начиная с VI века до н. э. В эллинистический и имперский периоды можно наблюдать несколько важных тенденций.

Согласно старой и повсеместно распространенной мысли, смерть представляет собой путешествие усопшего в мрачное подземное царство. Лишь немногие удостаиваются иного назначения — Острова блаженных (Элизиума), где им уготована вечная жизнь, полная наслаждений. По другому широко распространенному представлению, души умерших соединяются с эфиром. Уже в классический период счастливая загробная жизнь ассоциируется с посвящением в мистический культ — Элевсинские или Дионисийские мистерии. Некоторые сведения о посмертном существовании посвященных нам сообщают помещавшиеся в могилы, часто в рот усопшему, золотые таблички с надписями, а также литературные памятники, касающиеся сект орфиков и пифагорейцев, связанных с фигурой Диониса.

Дионисийские мистерии опирались на воображаемую дихотомию смертного тела и бессмертной, божественной по своей природе души. Нравственное поведение при жизни, изучение обрядов и священных текстов, а также следование ритуальным предписаниям, касавшимся чистоты, позволяли посвященному избежать перевоплощения — судьбы простых смертных — и присоединиться к вечному пиру богов. Посвящение в мистерии открывало избранным божественную природу их души и подготавливало их к путешествию в подземный мир. В Македонии, Фессалии, Пелопоннесе и на Крите в могилах посвященных эпохи эллинизма были обнаружены короткие тексты на золотых табличках, что говорит о популярности этих мистерий. Некоторые тексты инструктируют усопших насчет пути, по которому они должны следовать в подземном царстве, советуют не пить из вод забвения и учат, что говорить при встрече со стражниками Аида или самой Персефоной: «Я сын земли и звездного неба», «Сам Дионис освободил меня». Если посвященный помнил вероучение в момент своей смерти, он — это относится и к женщинам, так как им посвящение позволялось, — должен был достигнуть области подземного мира, заповеданной для блаженных и благочестивых.

Но одного посвящения было недостаточно. Благодатная загробная жизнь требовала набожной жизни земной. Этот упор на качества, а не на действия человека, соответствует важной перемене в отношении к обрядам, которая наметилась уже в конце V века до н. э. Согласно набиравшей вес точке зрения, озвученной сначала мыслителями вроде Еврипида, а затем засвидетельствованной священнослужителями, эффективность ритуала зависит не только от правильного исполнения писания, но требует вместе с тем избавления от грехов и соблюдения определенных принципов. Просьбы не принимались сразу по достижении просящими алтаря; вместо этого делались шаги к тому, чтобы лишить преступников права на защиту. Авторы проклятий не просто полагались на правильное употребление соответствующих формул; они также оправдывали свои действия, что привело к формированию отдельной категории заклятий — «молитв о справедливости». Ритуал очищения касался теперь не только одного тела, как это было до V веке до н. э.; он требовал также и чистоты сердца. Поклонение богам подразумевало словесное выражение преданности, а не одни только жертвы. Подобным же образом требовать приверженности моральным ценностям, помимо посвящения, стали и мистические культы. Уставы культового объединения из Филадельфии начиная примерно с 100 года до н. э., озабоченные нравственным поведением посвященных, запрещают обман, применение ядов и зелий, внебрачные связи и аборты; они осуждают не только тех, кто нарушил правила, но и тех, кто знал о проступке, но не принял для его предотвращения никаких действий. В эллинистический и, особенно, в имперский периоды справедливость и благочестивость становятся неоспоримыми требованиями для обретения блаженной жизни после смерти.

Другая важная тенденция — героизация смертных. В эллинистический период она, зафиксированная еще в более ранние эпохи в отношении погибших на войне или основателей городов, становится повсеместной в силу господствующих позиций политических лидеров и благотворителей. Под влиянием героизации публичных фигур эта практика распространилась в эллинистическом обществе: богатые люди стали возвышать усопших членов своих семей до статуса героев и устраивать культы в их честь.

В V и IV веках до н. э. новые святилища и культы часто основывались по инициативе частных лиц. Культ бога врачевания Асклепия обязан своим распространением в V–IV веках до н. э. деятельности проповедников и ревнителей; одним из них был трагический поэт Софокл, устроивший святилище Асклепия у себя дома. Такие частные святилища чрезвычайно разрослись в эпоху эллинизма. Эта тенденция, ставшая особенно очевидной в III веке до н. э., с основанием поклонниками святилищ Сераписа, продолжилась и в имперское время. Мотивация агентов этих религиозных перемен была разнообразной. Среди них имелись те, кто покинул родной полис и испытывал благодарность к богам, которые ему помогли; люди, верившие, будто божество поставило перед ними особую задачу; «святые», претендовавшие на особую связь с божественным. Были и другие: городские благотворители желали, чтобы их имя ассоциировалось с публичными праздниками; консерваторы стремились возродить забытые традиции; некоторые мужчины и женщины пытались поддержать память об усопших членах семьи и устраивали поминальный культ. Очень важную роль играли и действия царской власти. Распространению культа Сераписа способствовали птолемеевские солдаты. В середине III века до н. э. царь индийской державы Маурьев Ашока, ревностный буддист, издал указ, отменявший войны и проповедовавший этические принципы буддизма. Он велел перевести этот текст на греческий язык и высек его в публичных местах, а также направил на запад монахов. Хотя надписи Ашоки утверждают, что в буддизм обратились все греки эллинистических царств, подтверждается это лишь для областей, позднее попавших во власть греко-бактрийских и индо-греческих правителей. А в конце I века н. э. религиозную реформу провел коммагенский царь Антиох I, известный своим святилищем и гробницей в Немрут-Даге на территории Турции: он объединил эллинистические практики культа правителей и религиозные концепции зороастризма, греческие и иранские ритуалы, а также эллинских, иранских и армянских богов.