Эпоха завоеваний - Ангелос Ханиотис

Чтобы понять важность взаимосвязи для греческого культа, необходимо обратиться к основополагающей, но часто забываемой истине: в один и тот же момент времени эллинские боги могли быть лишь в одном месте. Присутствие божества в определенном месте было результатом его личного выбора, а значит — объектом соперничества. Когда люди в какой-либо надписи рассказывали о чуде, подносили дары во исполнение обета или утверждали, что их посвящение сделано в соответствии с волей бога, они подчеркивали факт своего успешного общения с божеством, а значит, установления, пусть и временного, привилегированных отношений с божественным. В Эпидавре в конце IV века до н. э. некий мальчик по имени Исилл описал свой опыт общения с богом врачевания Асклепием в форме гимна. Когда Спарта стала жертвой нападения македонской армии, Исилл умолял бога излечить его от болезни; ему было видение, в котором бог ответил: «„Крепись. Я приду к тебе в скором времени. Будь здесь, пока я отвращу несчастье от спартанцев…“ Так он отправился в путь к Спарте». Пока Асклепий был в Спарте, он не мог исцелить мальчика из Эпидавра; он являлся в разных местах неодновременно. Следовательно, явление бога было предметом торга. Около 100 года до н. э. анонимный ритор из Маронеи во Фракии в похвале Исиде напоминал богине о том, что она вылечила его глаза, и просил ее явиться вновь:

Приглашая Исиду получить достойные почести, автор просит ее также выслушать новую мольбу. Эта потребность приблизиться к богам была связана с конкретными надеждами — на безопасность, здоровье, богатство, долголетие. Алтари, установленные частным культовым объединением в Филадельфии ок. 100 года до н. э., были посвящены разного рода воплощениям и божествам, связанным не только с духовными качествами, но и с материальными выгодами: благоволящему Зевсу, Блаженству (Eudaimonia), Богатству (Ploutos), Доблести (Arete), Здоровью (Hygeia), Доброй Судьбе (Tyche Agathe), Доброму Духу (Agathos Daimon), Памяти (Mneme), Благодатям, Успеху (Nike). Такая ассоциация требовала от верующих моральных качеств, чистоты и совершения ритуалов посвящения. Считалось, что посвящение в мистический культ устанавливает между божеством и его почитателем личную связь.

Как гласит немецкое высказывание, Konkurrenz belebt das Geschäft — «конкуренция оживляет бизнес». Распространение мистического культа Исиды отвечало потребностям, к которым адресовались также и традиционные мистерии — особенно Элевсинские (древнейший греческий культ, требовавший посвящения) и дионисийско-орфические, которые стали распространяться начиная с VI века до н. э. Миф о похищении Персефоны, или Коры («Девы»), богом подземного мира Аидом дал этиологию, или объяснение мистерий, которые проводились в Элевсине близ Афин. После отчаянных поисков мать Персефоны Деметра достигла с Аидом соглашения, по которому ее дочь должна проводить в загробном мире лишь часть года. Чтобы вознаградить царя Элевсина, оказавшего ей гостеприимство, Деметра подарила ему знание о земледелии. Миф о божественном ребенке Якхе (отождествляемом с Дионисом) ассоциировался с этим культом уже на ранних этапах. Центральная роль в этих церемониях посвящения, о которых известно очень мало, отводилась исполнению, проговариванию и демонстрации (legomena, dromena, deiknymena). Посвящение, доступное изначально лишь лицам, знающим греческий язык, связывалось с идеей плодородия и понятием загробного мира. Так как, согласно мифу, земледелие впервые было введено Деметрой на афинской земле, афиняне требовали от всех эллинов приносить первые плоды в Элевсин. В периоды упадка Афин этот обычай не соблюдался, но спорадические свидетельства I века до н. э. — II века н. э. говорят о том, что временами он возрождался. Двумя важными новшествами этого консервативного культа стали связь мистерий с идеей чистоты и посвящение в него римлян — как правило, видных государственных деятелей и императоров.

Связь мистерий с моральными идеями и их апелляцию к римлянам можно наблюдать и в мистериях Великих Богов на Самофракии. Их святилище, к своей выгоде использовавшее покровительство Арсинои II и Птолемея II, из местного культового центра превратившись в международный, стало регулярно привлекать торжественные посольства (theoriai) из множества городов, а новообращенных — из столь отдаленных мест, как Малая Азия, Сирия, Египет, Сицилия и Рим. Эти мистерии были очень популярны среди рабов и вольноотпущенников, корабельных экипажей и римских солдат.

Другой важный мистический культ существовал в Андании близ Мессены. Длинная надпись — самый пространный из сохранившихся греческих культовых сводов, датирующийся, вероятно, 24 годом н. э., — инструктирует, каким образом следует оформлять процессию и праздник, ничего, однако, не сообщая о религиозных идеях, связанных с культом Великих Богов и их мистериями.

Эти мистические культы наряду со множеством других менее значительных совершались в конкретных местностях. Таинства Диониса, как и египетские мистерии, напротив, могли происходить всюду, где существовали культовые объединения (thiasos или bakcheion), а таковые обнаруживаются в каждом уголке греческого мира. Нет нужды полагать, будто все дионисийские объединения с III века до н. э. до конца I века н. э. в праздновании своих мистерий следовали одному канону. Время от времени мы можем взглянуть на их ритуалы, опираясь на случайные отсылки к различным уровням посвящения, к святилищам со сводчатыми коридорами, подземным залам и искусственным пещерам, к священнослужителям, несущим статуи, к ритуальным предметам, фаллосам и другим священным символам и к факелоносцам, намекающим на ночные церемонии. Звания вроде «главный пастух» и «сильный» предполагают наличие специальных одеяний.

Дионисийские мистерии имели очень древнее происхождение. К концу VI века до н. э., если не раньше, они уже соединялись с эсхатологическими идеями. Хотя у нас нет дионисийских священных текстов, некоторые сведения об их представлениях насчет загробной жизни, важнейшего предмета религий «долгого эллинизма», сообщают подписи на надгробных памятниках.

Составленная ок. 100 года н. э. эпиграмма на погребение из Перинфа будто бы говорит от лица умершего 18-летнего ученика ораторского искусства из Эфеса, из могилы вещающего: «Я живу в священном доме героев, а не в доме Ахеронта [река подземного царства]; ибо таков конец жизни мудрых». Манипуляции голосом мертвых и описание от лица будто бы покойников приятных сторон загробной жизни для тех, кто ее заслужил — мудрых, благочестивых, справедливых и ушедших в молодости и незамутненном сознании, — были обычной практикой и стратегией утешения скорбящих. Тот же прием применил ок. середины III века до н. э. александрийский поэт Каллимах, но на сей раз диалог между умершим и человеком, остановившимся перед его могилой, умеряет надежды читателя: