Сочинения в трех томах. Том 3 - Майн Рид

полной безопасности. С помощью арестов, казней, ссылок и конфискаций ему удалось, по-видимому, уничтожить либеральную партию. Но, как ни слаба она была, все же она существовала, ожидая лишь случая, чтобы проявить себя. Санта-Анна знал это лучше всех по опыту своей собственной жизни, где так часто чередовались торжество и поражения. В одном из северных городов республики раскрыт был даже заговор. Это походило на отдаленные раскаты грома могущей приблизиться грозы.

Однако мысли, омрачившие в эту минуту Санта-Анну, не имели ничего общего с политикой, так как он думал о женщине… женщине не в общем смысле слова, а об одной из двух особ, недавно упомянутых им, и, как можно было догадаться из его слов, о прелестной графине.

Он был в молодости недурен собой и очень гордился своей наружностью. Мексиканец по рождению, он был все же чистейшей испанской крови. Черты лица его были тонки и выразительны, волосы и усы черные, блестящие, цвет лица коричневый, но не темный. Он и теперь, несмотря на свои годы и на серебристые нити в волосах, мог бы еще производить впечатление, если бы не зловещее выражение, появляющееся у него на лице.

Усы он красил, благодаря чему они оставались черными. Одно обстоятельство огорчало его более всего — это его деревянная нога. Глядя на нее, у него появлялось выражение страдания, точно он чувствовал в этой деревяшке приступы подагры.

Как часто проклинал он принца Жоанвиля! Ведь он лишился ноги, защищая Вера-Круц против французов, которыми командовал этот принц.

Однако по некоторым причинам ему следовало, напротив, быть благодарным принцу, так как деревянная нога способствовала более всего популярности Санта-Анны, и не раз он пользовался ею как средством войти снова в милость у народа.

Но с каким грустным видом он рассматривал ее теперь! Если она могла ему быть полезна в политике, то в том, чего он теперь жаждал, она едва ли могла принести ему пользу. Способна ли женщина, да еще такая, как графиня Изабелла, полюбить человека с деревянной ногой! Он все же не терял надежды на это, основываясь если не на своей наружности, то на занимаемом им положении. Он сумел, кроме того, устранить опасность соперничества, заключив в тюрьму человека, пользовавшегося благосклонностью графини. С трудом удалось захватить, наконец, этого человека, обвинив его в разбое и воровстве. Он был заключен в Аккордадскую тюрьму, начальником которой был один из приспешников диктатора. Просидев некоторое время в раздумье и докурив папиросу, он вдруг торжествующе улыбнулся. Улыбка эта была вызвана сознанием своей власти над ненавистным соперником. Чего бы он ни дал, чтобы распространить эту власть и на «нее»!

Вскоре диктатор был выведен из задумчивости легким стуком в дверь.

Снова показался уже знакомый нам адъютант, принесший на этот раз две визитные карточки сразу. Санта-Анна удивился. Форма и размер карточек указывали на их принадлежность представительницам прекрасного пола. Прочитав же имена посетительниц, диктатор удивился еще более. Адъютанту еще никогда не приходилось видеть таким взволнованным своего начальника, который, не замечая недоумевающего взгляда адъютанта, видимо, спешил принять посетительниц.

— Просите! — сказал было он, но вдруг одумался и отдал адъютанту распоряжение ввести дам сначала в приемную и впустить их к нему лишь после звонка. Судя по выражению лица молодого офицера, он был очень доволен данным ему приказанием задержать на некоторое время посетительниц, показавшихся ему очаровательными. Одна из них была Луиза Вальверде, другая — Изабелла Альмонте.

Глава XX

ПРЕЛЕСТНЫЕ ПРОСИТЕЛЬНИЦЫ

Не успел адъютант уйти, как Санта-Анна направился к большому стенному зеркалу, в которое и осмотрел себя с головы до ног. Он закрутил усы, подняв кончики кверху, провел рукой по волосам, одернул шитый золотом мундир, затем, поглядев на свою единственную ногу, уселся снова в кресло. Несмотря на изысканную вежливость, которой он всегда кичился, он принимал всех сидя, даже женщин.

Зная, что деревянная нога мешала общему впечатлению, он предпочитал положение, позволявшее ему скрывать свой недостаток. Нажав кнопку звонка, он принял позу, полную достоинства и величия. Адъютант, не входя сам, открыл лишь дверь перед молодыми женщинами.

Они вошли, смущенные и взволнованные.

— Прошу сесть, — сказал диктатор, пожав им руки.

— Такой редкий случай — графиня Альмонте делает честь дворцу своим присутствием! Что касается сеньориты Вальверде, то, не будь у меня официальных отношений с ее отцом, я еще реже имел бы честь ее видеть!

Говоря это, он указал им рукой на кресла. Они сели, все еще волнуясь и слегка дрожа. Они не были застенчивы по природе, их делали такими обстоятельства, приведшие их к диктатору.

В жилах той и другой текла чистейшая мексиканская кровь. Графиня принадлежала к старинной знати, подымавшей голову выше самого диктатора, потому что тот оказывался лишь выскочкой простого происхождения, а это бывало в Мексике не однажды.

Их смущало поэтому не присутствие диктатора, но самая цель их посещения. Были ли у Санта-Анны какие-либо подозрения на этот счет или нет, но лицо его оставалось непроницаемым и загадочным, как у сфинкса. Произнеся любезно свое приветствие, он умолк, выжидая, чтобы высказалась одна из посетительниц. Графиня решилась заговорить первая.

— Ваше превосходительство, — сказала она с напускным смирением, — мы пришли просить у вас одной милости.

При этих словах смуглое лицо Санта-Анны точно просветлело. Изабелла Альмонте просила у него милости, что же могло быть лучше? Несмотря на свое самообладание, диктатор с трудом скрывал овладевшую им радость, отвечая графине.

— Если эта милость в моей власти, ни графине Альмонте, ни Луизе Вальверде нечего опасаться отказа. Говорите же откровенно, в чем дело.

Графиня, при всей решительности своего характера, все еще медлила объясниться, так как, несмотря на полученный ответ, все же опасалась отказа. Ведь об этой милости уже просили утром Санта-Анну, и он, не отказав окончательно, подал все же мало надежды.

Читатель не забыл, вероятно, что в тот же день утром дон Игнацио приходил к диктатору просить о помиловании Флоранса Кернея и Руперто Риваса, просительницы не могли не знать этого, так как