Лесные твари - Андрей Плеханов

– Не жалко труда своего многолетнего?

– Не жалко. – Дема улыбнулся как-то по-детски, мечтательно и беззащитно. – Я ведь знаешь когда все это дело начинал разрабатывать? В первые годы перестройки. Горбач всем свободу обещал. Вот они – Гласность, Демократизация. Кооперативы первые появились. А в магазинах – шаром покати! Полный голяк! Это мясо у меня бы с руками оторвали! Я тогда даже ночью не спал. Мечтал. Знаешь, о чем я мечтал? Сказать смешно... Думал, запущу свой завод, а потом – еще один... Целую сеть заводов. Передовая технология. Всех едой завалю. Весь народ накормлю. А деньги заработанные, огромную кучу денег, потрачу... Конечно, на благую цель потрачу. Новый город построю. Небольшой такой городок – как конфетку. Чистый, изумительно красивый, богатый. И поселю там только своих настоящих друзей – всех тех, кого люблю, и с кем жизнь наша веселая обходится как с полным дерьмом. Только хороших людей. Сам каждого буду отбирать. Думал я – может быть, не только дурной пример заразителен, но и хороший? Посмотрят на нас люди и захотят жить так же. И я им помогу – тем, кто хочет жить так же – в мире, любви и счастье...

– Забор, – произнес Антонов. – Вот что тебе понадобилось бы. Забор железобетонный, метров двадцать высотой. Колючка по периметру. И вышки с автоматчиками через двадцать метров, чтобы охранять твой Город Счастья. Мощная полиция. А лучше – армия. Маленькая, но хорошо вооруженная. С тяжелой артиллерией. Только это все равно не помогло бы. Потому что враг – он сидит в каждом из людей. Особенно если речь идет о Счастливой Жизни и Больших Деньгах. Повезло тебе, Дема. Повезло, что ты не построил свой город. Это даже утопией не назовешь. Потому что утопия – она как бы без денег. Это – антиутопия какая-то получилась бы. Нормированное счастье по спецпропускам за бетонным забором.

– Да... – Дема поскреб в затылке. – Да, да, да. А ты говоришь – не жаль тебе? Чего жалеть-то? Линию мясную я еще доделал по инерции, только к чему ее теперь применить-то? К городу этому? Не будет его никогда, конечно. И не я первый придумал это. Вижу я теперь, чем все это кончается. Квартиры свои продали и все имущество. Построили свой Город Солнца. А теперь с голоду пухнут. Богов себе сами придумывают. На мессию своего молятся! А он... Сам ты знаешь, каких слов он достоин...

– Дема! Успокойся! – Антонов привстал даже, протянул бутылку Демиду. – Глотни. Настоящий кагорчик-то. Из старых запасов церковных. Ты, Дема, зря переживаешь. Знаю, душа у тебя болит за человеков. Да только не сделаешь ты их счастливее, хоть из кожи вон вылези. Таковы законы социума. Один человек может быть счастлив. Если убедит себя в этом. И уже одно то, что он счастлив, будет раздражать и сделает несчастливым другого. Общество в целом не может быть счастливым. Слишком много там индивидуумов, готовых глотки друг другу перегрызть за теплое местечко под солнцем.

– Ладно... – Дема махнул рукой. – Ты знаешь прекрасно: я к этой жизни замечательно приспособлен. Так уж я устроен: в любых условиях я устроюсь неплохо – и деньги найдутся, и работа. И в любых условиях не будет покоя в моей душе как бы богат я ни был. Одно только я понимаю – в духовные лидеры нечего мне лезть. Не приспособлен я для этого. Да и не выходит ничего хорошего из этого. Вот ты Бондарева, к примеру, вспомни. Отца Ираклия...

– Ты ж не помнил его! – встрепенулся Антонов. – Ты ж говорил, что забыл все начисто!

– Вспомнил. – Дема невесело усмехнулся. – Все я вспомнил. На поляне я все вспомнил. Когда попал в пламя Круга. Все, что со мной было раньше, вспомнил. И даже то, что не со мною было, а с теми, кто был до меня, Коробова Демида Петровича, и то кое о чем вспомнил.

– Елки зеленые! – Антонов аж привскочил с места. – Что ж ты раньше-то не сказал? Расскажешь сейчас! Ведь это ж столько всего прояснит...

– Ничего я не расскажу. – Демид устало закрыл глаза. – Ничего. Меня все это не обрадовало – то, что я узнал. А тебя и вовсе с ума сведет. Так что живи себе спокойно. На твой век тебе и без того приключений хватает.

– То есть что? Это, так сказать, информация для служебного пользования?

– Да. Информация для одного-единственного выродка. Последнего из ему подобных. Который не может умереть своей смертью.

– Понятно... – Антонов посмотрел на Демида несколько испуганно – так смотрят на соседа, которого каждый день встречаешь на лестничной клетке, и даже спрашиваешь о здоровье, и который оказался вдруг шпионом Танзании или Свазиленда. – Каково это – быть бессмертным?

– Пока никак, – сообщил Демид. – Не ощутил я пока своей бессмертности. Знаешь, трудно ощутить это, когда тебе – всего тридцать. Проживем еще лет двести – увидим. Если, конечно, дадут мне прожить.

– Дем, вот что я думаю, – зашептал вдруг Антонов. – Ты – человек, сам понимаешь, уникальный. Нужный, можно сказать, всему человечеству. Подстраховать тебя нужно. Ну, чтоб не было никаких идиотских случайностей. Вроде как в этот раз, когда тебя в тюрьму ни за что посадили. Тебя, если хочешь знать, охранять нужно как зеницу ока. Я тут переговорил с одним человеком. Большим человеком. Большим, хотя и неприметным. Из нашей структуры. Ну, конечно, подробностей я ему не сообщал. Так, в общем... И знаешь, это вполне возможно!..

– Что?!

– Включим тебя. В проект. Есть у нас кой-какие проекты. Высшей группы секретности. Сам понимаешь, не у одних американцев зеленых человечков вскрывают. Вот... – Антонов даже запыхался от непонятного волнения. Видать, не одну неделю эту идею вынашивал. – У тебя все свое будет, Дема. Условия для работы... Аппаратура, информационная сеть. Люди свои для охраны – проверенные ребятки, не подведут. Коттеджик тебе неплохой дадим, атомной бомбой его не пробьешь, не в этом только городе, понятно, тут ты уже примелькался...

– Федорыч! – Демид резко встал с места, уронив табуретку. – Что ты за херню порешь?!!

– Нет, ты пойми! – Антонов тоже вскочил на ноги, глаза его горячечно блестели. – Никто у тебя над душой стоять не будет. Просто нельзя же так... Любой пэпээсник тебя сейчас за шиворот взять может. О бандитах я уж не говорю. Случайная пуля... Дурацкий случай, и все полетит к чертям! А так – один твой звоночек, и полное прикрытие! Ты даже не заметишь ничего. Ты будешь жить, как раньше. Почти...

– Почему же ты у меня разрешения спрашиваешь? – медленно произнес Демид, раскаляясь изнутри, как мартеновская печь. – Какого хрена ты у меня разрешения спрашиваешь, если ВЫ всегда делали то, что считали нужным, безо всякого разрешения?! Если я их даже не замечу, что ж меня-то спрашиваешь?!

– Заметишь. – Антонов виновато улыбнулся. – Другой бы никто не заметил. Но ты – заметишь. Можешь не понять, что это – свои. Покалечить можешь своих...

– Для меня они – не свои! Понял?!! – Демид сделал шаг вперед, схватил Антонова за грудки, поднял здоровенного Антонова одною рукой в воздух, как пушинку. – Ты для меня – свой, Антонов. А больше никто! И если я замечу у себя хвост, пусть даже самый лучший, мягкий, пушистый, я его обрублю. Начисто!!! Я всегда обрубаю хвосты, Антонов! Пожалей людей!

Он отпустил Антонова, и тот шлепнулся обратно в кресло.