Лесные твари - Андрей Плеханов

– Ты работаешь на тех, новых! Которые придут после людей?

– Мне нет дела и до них. Я – могильщик. Я как раковая опухоль. Вначале я был мал, но скоро все, что есть человеки, станет лишь частью меня. Я съем все и переварю все внутри себя. Все души человеческие. Так же, как было и в прошлый раз, когда я съел всех предыдущих человеков. Настанет время нового Прилива, и я съем и тех, кто придет на смену человекам, чтобы освободить место еще более новым.

– Ты пришел слишком рано, Червь! Еще не пришло время конца человеков. Ты нарушаешь равновесие!

– Это ты нарушил равновесие, кимвер! Ты запер Абаси – Духов Тьмы – в их мире. И решением Острова Правосудия они лишены права покидать свою обитель до тех пор, пока существуют люди. Я думаю, тебе бы не очень понравилось, если бы тебя заперли дома и запретили выходить на улицу. Дом Абаси – Мир Тьмы – мал, тесен и невыразимо ужасен. Я вполне могу их понять. Впрочем, мне нет дела и до них. Пусть грызутся там, в своем черном колодце, между собой. Главное – они разбудили меня. Досрочно или нет – это уже не имеет особого значения. Потому, что, если я проснулся – значит, наступило время нового Прилива. И я не усну, пока последний из человеков не уйдет с земли. Так велел Создатель. И никто не сможет мне помешать в этом.

– Подожди... – Демид устало потер лоб. – Дело их не пропало... Декабристы разбудили Герцена... Слушай, если ты такой могущественный, то на кой черт тебе понадобился весь этот спектакль с сектой, с кархом? Ведь это ты оживил его?

– Я. Карх стал первым моим телом в этом возрождении. Когда я только проснулся, я был слишком слаб и мал. Я был размером с твой мизинец. За десятки миллионов лет, что прошли со времени последнего Прилива, я переварил всю свою добычу. Спячка истощила меня. Мне нужно было новое, хорошее тело. И, разбуженный, я полз под землей сотни дней во тьме, я вбуравливался в песок и глину, я прогрызал камни, пока не наткнулся на тело карха. Целое и невредимое. Карх не разлагался в земле, хотя и был мертв. Таким создал его Гоор-Гот. Я оживил карха и стал частью его сознания. Я начал набирать силу, пока не смог существовать самостоятельно. И теперь карх не нужен мне. Из карлика я превратился в гиганта. Я могу благополучно существовать в собственном теле. Мне больше не нужны и люди-помощники. Только одно мешает мне – это ты.

– И чем я не угодил вам, Ваша Светлость Червяк?

– Ты знаешь это. Пока ты жив, Последний Из Первых, эпоха человеков не закончится. Но я убью тебя, и все пойдет как надо.

– Да пошел ты на хрен, Червь! – сказал Демид и лег на спину. – Пошли все вы на хрен! Жрать меня захотел? Жри! Думаешь, что я буду сопротивляться? На коленях ползать? Сопли размазывать, умолять, чтобы ты меня пощадил? Не буду. Жри таким, какой я есть. С одеждой этой пропотевшей, провонявшей. С капустой в кишках, которую я вчера проглотил и еще не переварил. С мыслями моими шизофреническими, мне самому непонятными. Пусть я тебе буду противен такой – неподготовленный, недожаренный и потно-пересоленный. Может быть, тебя даже блевать потянет от такой грубой и нездоровой пищи. Мне все равно. Жри, пока мне лень. Лень думать, лень драться, лень жить. Жри, пока я не передумал.

Демид сорвал травинку, и жевал ее, и смотрел в небо, которое так и оставалось черным, как будто не желало никогда больше светлеть, решило остаться навсегда ночным негром в бледных оспинках звезд. Он наблюдал за маленькой белой точкой, тупо ползущей по небесному куполу. Может быть, это был спутник, а может быть – бесхозный ангел-хранитель, парящий в высоте, как беркут, высматривающий в бинокль добычу – какую-нибудь заблудшую душу, чтобы свалиться на нее камнем сверху, окружить заботой и защитой и не дать спокойно подохнуть. А еще в небе была большая-пребольшая Медведица, похожая на корыто, которая подняла заднюю ногу и писала куда-то под созвездие Водолея. А Малая Медведица акробатом летела вверх ногами, зацепившись лбом за Полярную звезду. Много там было интересного, наверху. А внизу ничего интересного не было. Был только очередной демон, собирающийся сожрать Демида. Что же тут интересного – когда тебя жрут?

Кончай валяться, – сказал внутренний голос. – Он не шутит.

«Теперь у меня есть шансы?»

Нет. Почти нет.

«Чего же тогда рыпаться? Хоть отдохну перед смертью...»

У тебя есть долг перед человеками, ты должен сражаться.

«Человеки все равно уйдут. Не все ли равно когда?» .

Встань. Ты теряешь время.

А еще Демид видел, что люди и Лесные суетятся вокруг него на поляне, пытаются растормошить. Он едва видел их маленькие фигурки – и свою маленькую фигурку, жующую огромную травинку. Все исказилось в глазах его. Вот и жрец, пришпиленный к дереву, вел себя как-то странно. Медленно выползал из своей одежды – двумя ногами-колбасами кровавого цвета, обутыми в золотые сапоги. Ноги его все вытягивались и вытягивались и тянулись к Демиду, ползли метр за метром, каждая сама по себе. Одежда жреца сморщилась, лишившись своего содержимого, и осталась висеть распятой на дереве. А картонная волчья голова шлепнулась на землю – пустая, как старая коробка из-под ботинок.

И вдруг Демид заорал и вскочил как ужаленный.

До него дошло.

Он давно хотел увидеть Червя. Но не думал, что это будет выглядеть ТАК.

То, что вытекло из жреца и ползло теперь по поляне, извиваясь, переливаясь миллионами красных нитей, и было телом Червя.

Это был не один Червь. Это было неисчислимое количество маленьких тварей цвета раскаленного металла, каждый размером не больше дождевого червя, слившихся в единую живую, кишащую, блестящую слизью, текущую массу.

Два потока, изошедшие из ног того, что называло себя жрецом, остановились. Они изменили свою форму, превратившись в подобие огромных амеб, и поползли друг к другу. Они слились беззвучно, и вся эта копошащаяся квашня начала вытягиваться вверх.

Вначале она была бесформенной – как гигантский оплывший гриб. Но внезапно разделилась в нижней части своей на две ноги, два столба, короткие и толстые; два отростка высунулись по бокам и превратились в руки, обросли подобием пальцев, дрожащих и извивающихся; наконец голова медленно проклюнулась из вершины – приплюснутый шар без шеи, ушей, носа, лишь с глубокими вмятинами на месте глаз.

– Ого! – сказал Демид. – А ты ничего! Производишь впечатление!..

Голос его сорвался. Никогда в жизни он не был так перепуган.

Фигура молча сделала шаг к Демиду, при этом нога ее не поднялась от земли, а скорее перетекла вперед. Рука неожиданно истончилась, вытянулась на три метра, и огромный круглый кулак полетел вперед, как чугунный шар на веревке. Демид едва успел пригнуться. Шар пролетел над самой его головой и втянулся обратно в тело Червя с хлюпающим звуком.

– Понятно... – Демид уже лихорадочно соображал, что делать. Еще минуту назад он собирался безропотно умереть, а теперь одна мысль о том, что ЭТО может прикоснуться к нему, внушала ему невыразимое отвращение. – Вот, значит, как мы умеем...