Неугомонный - Хеннинг Манкелль

— Вы близкие друзья. Я хочу, чтобы вы отправились со мной. Куда — узнаете завтра. Мы можем воспользоваться вашей машиной? И можете ли вы оставить свою лодку этак на сутки?

— Вполне.

Валландер встал.

— Подъезжайте завтра в три к гостинице. Оденьтесь как для дождя. А сейчас попрощаемся.

Он не дал Стену Нурдландеру возможности задать вопросы. По дороге к гостинице ни разу не оглянулся. И по-прежнему не был до конца уверен, можно ли вправду довериться Стену Нурдландеру. Но выбор сделан, сожалеть нельзя.

Ночью он долго лежал без сна, ворочался на сырых простынях. Во сне видел Байбу, парящую над землей, с совершенно прозрачным лицом.

Рано утром он взял такси, поехал на Юргорден и вздремнул в парке под деревом, подложив под голову сумку с дробовиком. Проснувшись, неторопливо вернулся пешком в гостиницу. И готовый стоял у входа, когда подъехал Стен Нурдландер. Сумку Валландер положил на заднее сиденье.

— Куда поедем?

— На юг.

— Далеко?

— Миль двадцать, с гаком. Но мы не спешим.

Они оставили город позади, поехали по шоссе.

— Что нас ждет? — спросил Стен Нурдландер.

— Вы просто послушаете разговор.

Стен Нурдландер больше вопросов не задавал. Он знает, куда мы направляемся? — думал Валландер. Изображает удивление? Трудно сказать. В глубине души он, конечно, имел еще одну причину взять с собой оружие. Не был уверен, что не придется защищаться. Можно только надеяться, что такой необходимости не возникнет.

К гавани они подъехали около десяти вечера. В Сёдерчёпинге Валландер настоял на продолжительном обеде. Оба молча смотрели на реку, протекавшую через город, воды в ней уже прибывало. Лодка, которую заказал Валландер, ждала их в гавани.

Около одиннадцати они приблизились к цели. Валландер заглушил мотор, лодка начала дрейфовать к берегу. Он прислушался. Тишина. Лицо Стена Нурдландера смутно проступало во мраке.

Они вышли на берег.

Оба осторожно продвигались сквозь тьму предосенней ночи. Валландер шепнул Стену Нурдландеру, чтобы тот держался поближе к нему, зачем — объяснять не стал. Как только они подошли к острову, Валландер убедился, что Стен Нурдландер не знал об укрытии Хокана фон Энке. Никто не сумеет так ловко скрыть, что уже знает, где находится человек, которого они ищут.

Заметив свет в одном из окон охотничьего домика, Валландер остановился. Сквозь негромкий шум моря долетала музыка. Лишь через секунду-другую он понял, что окно открыто. Повернулся к Стену Нурдландеру и прошептал:

— Вам трудно поверить, что Луиза была шпионкой?

— По-вашему, это странно?

— Вовсе нет.

— Я слушаю, что вы говорите, но отказываюсь верить, что это правда.

— И вы правы, — мягко сказал Валландер. — Я рассказываю то, что нам стараются внушить.

Стен Нурдландер покачал головой.

— Тогда я вообще не понимаю.

— Все предельно просто. Документы в сумке доказывали, что Луиза шпионка. Но их могли подложить туда после ее смерти. Кроме того, убийство замаскировали под самоубийство — она-де покончила с собой. Когда я встретился с Хоканом здесь, на острове, он очень подробно рассказал мне, как долгие годы подозревал Луизу в том, что она занимается шпионажем. Все это было весьма правдоподобно. Но потом я начал понимать то, чего раньше не понимал. Я как бы взял зеркало и посмотрел на события в обратной перспективе.

— Что же вы увидели?

— Кое-что полностью все перевернувшее. Как это говорят? Можно поставить что-то на голову, чтобы оно стало на ноги? Вот так произошло со мной.

— То есть я должен сделать вывод, что Луиза не была шпионкой? О чем, собственно, вы толкуете?

Валландер на вопрос не ответил.

— Теперь станьте у стены, — сказал он. — Стойте там и слушайте!

— Что слушать?

— Мой разговор с Хоканом фон Энке.

— Но зачем это прятанье в потемках?

— Если он узнает, что вы здесь, я рискую не услышать от него правду.

Стен Нурдландер покачал головой. Но ничего больше не сказал, не протестовал, пошел к дому. Валландер не шевелился. Фон Энке благодаря своей системе сигнализации знал, что на острове кто-то есть, это ясно. Теперь главное, чтобы он не обнаружил, что возле охотничьего домика не один человек.

Стен Нурдландер добрался до стены дома. Не знай Валландер, что он там, нипочем бы его не заметил. Сам он по-прежнему не шевелился, выжидал. Испытывая одновременно странную смесь огромного спокойствия и тревоги. Финал истории, думал он. Я прав или же сделал самую большую в жизни ошибку?

С досадой он подумал, что зря не объяснил Стену Нурдландеру, что все может затянуться.

Пролетела мимо и исчезла ночная птица. Валландер вслушивался в темноту, старался уловить звуки, свидетельствующие о приближении Хокана фон Энке. Стен Нурдландер замер у стены. Из открытого окна сочилась музыка.

Он вздрогнул, когда почувствовал на плече руку. Обернулся и оказался лицом к лицу с Хоканом фон Энке.

— Вы опять здесь? — тихо сказал фон Энке. — Мы ведь не договаривались. Я мог принять вас за чужака. Чего вы хотите?

— Поговорить.

— Что-то случилось?

— Много чего случилось. Вам наверняка известно, что я ездил в Берлин, встречался с вашим старым другом Джорджем Толботом. Должен сказать, он вел себя именно так, как, по моему разумению, должен себя вести высокопоставленный сотрудник ЦРУ.

Валландер подготовился к разговору. Знал, что нельзя перестараться. Говорить надо достаточно громко, чтобы Стен Нурдландер все слышал. Но не настолько громко, чтобы Хокан фон Энке заподозрил присутствие свидетеля.

— Он считает, вы хороший человек.

— Никогда не видел такого аквариума, как тот, какой он мне показал.

— Да, аквариум замечательный. Особенно поезда, снующие в туннелях.

Внезапно налетел сильный порыв ветра. И опять все стихло.

— Как вы сюда добрались? — спросил фон Энке.

— На той же лодке.

— Один?

— А почему нет?

— Не доверяю вопросам, на которые отвечают вопросами.

Хокан фон Энке неожиданно включил карманный фонарик, который прятал под курткой. Направил его прямо в лицо Валландера. Свет для допроса, подумал Валландер. Только бы он не осветил дом и не обнаружил Стена Нурдландера. Тогда пиши пропало.

Фонарик погас.

— Нам незачем стоять на улице.

Валландер шагал по пятам за фон Энке. Когда вошли в дом, он выключил радио. В доме все осталось без перемен, все как во время первого его приезда.