Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

— Теперь ты понял? Я не дам тебе умереть, и не пытайся. Ты будешь мучиться вечность, и даже когда ты на коленях…

— Что. Вам. От меня. Нужно?

— Имена. Адреса. Связи. Всё, что ты знаешь. Но больше всего я хочу, чтобы тебе было очень больно. Так больно, чтобы ты сам захотел умереть, понимаешь меня, ты, ублюдок?

— А ты… ты и впрямь… не пробовал секс с мальчиками?

— Ах ты, дерьмо! Билль!

Всё это продолжалось очень долго. Я исправно кричал, пару раз терял сознание, меня опять приводили в чувство, и всё начиналось сызнова. Если со стороны моё поведение может показаться героическим, так тому и быть. Отпираться и отнекиваться я не стану. Хотя на самом деле героизма тут было ровно ноль целых и фиг десятых. Ещё в годы моей ранней юности Ёсида Коцукэ убедил меня в том, что пыткой можно сломать любого. Вопрос только во времени и в квалификации дознавателя. Малюсенький шанс остаётся лишь у человека со слабым сердцем, которое может не выдержать болевого шока. Но при грамотном подходе и это перестаёт быть проблемой. Ещё есть ряд способов отключить сознание, пережечь нерв, уйти в медитацию, но в реальной ситуации такие вещи достаточно сложно исполнить. Мне это, во всяком случае, не удалось. Честное слово, я не испытывал ни малейшей тяги стать героем посмертно и с удовольствием был готов отвечать на любые разумные вопросы. Но в том-то и дело, что подобных вопросов мне никто не задавал. Из меня просто выбивали дух всеми возможными и невозможными способами, даже не пытаясь прибегнуть к простейшим медикаментам, после которых говорить начинают и глухонемые. Допрос вёлся на уровне первобытно-общинного строя, даром что каменными топорами никто не размахивал. Так что весь мой псевдогероизм шёл от полнейшей и абсолютной безысходности.

Наконец что-то изменилось. Хлопнула дверь, и в помещение вошёл ещё один человек. Лица его я не видел, мешали слепящие лампы, направленные в глаза, но поведение окружающих сразу стало иным. Некая расслабленность появилась в их позах и движениях, словно бы они наконец покончили с полезным, но утомительным делом и теперь собираются передохнуть и выпить чашечку кофе. Стоявший за моей спиной «белый халат» закурил, Билль, отвечавший за включение рубильника, с облегчением присел на стул, а «кольцеухий» юноша направился к вошедшему в дверь человеку.

— Что здесь происходит? — громко и требовательно спросил тот.

— Допрос арестованного, сэр.

— Вы это называете допросом? Немедленно выйдите все отсюда. Я сам с ним поговорю.

С плохо разыгрываемым недовольством компания моих мучителей направилась к дверям. Уже стоя на пороге, «кольцеухий» одарил меня свирепым и многообещающим взглядом. В ответ я послал ему улыбку, исполненную нежности и доброты. Судя по тому, как вело себя моё бедное лицо, вместо улыбки получилась типичная козья морда, но тут уж он сам виноват, нечего было так усердствовать. Начиналась вторая часть нашей неофициальной встречи: «следователь злой — следователь добрый». Если эти кретины думают, что я в жизни не читал детективов и не знаю этого дешёвого приёмчика, то они сильно ошибаются. Но это их дело. Я был только рад возможности передохнуть и перейти на время от истошного крика к более связной речи. Пока мой новый собеседник готовился произнести вступительное слово, я перехватил инициативу на себя:

— Прикажите вашим костоломам вылить на меня ещё одно ведро воды. Я словно в дерьме искупался. И дайте сигарету.

Проглотив заранее отрепетированный монолог, человек в костюме недовольно поморщился:

— Вам не кажется, что вы чересчур торопитесь? В вашем положении глупо предъявлять требования.

— А я и не требую, — устало ответил я. — Пока что я всего лишь прошу.

Отвернув в сторону одну из слепивших меня ламп, «костюм» подошёл к двери и, приоткрыв её, что-то сказал. Войдя следом за ним в комнату, один из подручных «костоломов» подхватил с пола ведро с водой и ловко выплеснул его прямо мне в лицо. Покончив с этим, он с наигранной предупредительностью промокнул мой лоб бумажной салфеткой и, отступив в сторону, услужливо спросил:

— Что-нибудь ещё, сэр? Кофе, десерт?

— Пшёл вон, скотина, — фыркая и отплёвываясь, ответил я не менее вежливо.

— Уберите эту воду у него из-под ног, — приказал «костюм», выходя из тени. — И прикройте его, наконец, чем-нибудь! Терпеть не могу смотреть на голых мужчин.

— Странно, — заметил я. — А вашему коллеге они, похоже, нравятся.

«Костюм» вновь едва заметно поморщился. С видимой неохотой Билль оттащил пластиковый тазик с водой в сторону, кинул мне на бёдра мокрую тряпку и, стараясь не смотреть в мою сторону, молча удалился. Проводив его задумчивым взглядом, мой новый «собеседник» произнёс:

— Начнём, пожалуй.

— Сигарета? — напомнил я.

Пошарив по карманам, он достал смятую пачку дешёвых сигарет и, сунув одну из них мне в рот, щёлкнул одноразовой зажигалкой.

— Андре Дюпре — это ваше настоящее имя?

— Да, — согласился я, заранее зная следующий вопрос. Сейчас он поинтересуется, как же я докатился до такой жизни? Потом посочувствует моему отцу, затем спросит об Андрее Боброве. Дальше начнётся лёгкий забег по моей биографии, начиная со знакомства папы с мамой и заканчивая событиями в Италии. Минимум два раза мне уже приходилось слышать нечто подобное. Первым был тот француз, которого Рихо взорвал в Париже. После него — Дейв Стеннард, любитель устриц и лояльный сотрудник ЦРУ. Интересно, какая сволочь сдала меня на этот раз?

— Франсуа Мишо — это имя вам знакомо?

Стоп себе думаю, а не дурак ли я? Ещё бы не знакомо! Под этим именем девять лет назад я приехал в Белфаст в качестве французского тележурналиста. Только… Какое это имеет отношение к Андре Дюпре? Отрицательно покачав головой, я целиком сосредоточился на сдувании пепла со своей сигареты. Когда обе руки прикованы к металлическому креслу, этот пустяк превращается в настоящую проблему.

— Дюпре? Вы поняли мой вопрос?

— Дело в том, милейший, что я не собираюсь на него отвечать. Я вообще не привык разговаривать с незнакомыми мне людьми. Вы меня знаете, согласен, но я-то вас вижу впервые.

— Правда? Прошу прощения. Можете называть меня мистер Хампти.

— Да? — удивился я. — Надо же. А этот гей с колечками в ушах, очевидно — мистер Дампти?

Ухмыляясь, он согласно кивнул. Хампти-Дампти. Шалтай-Болтай, если уж совсем точно. Кусочек хвалёного английского юмора.

Вздохнув, «костюм» поудобнее устроился на краешке металлического стола, стоявшего как раз на границе света и тени. Закурил. Покачал ногой, обутой в поношенный коричневый ботинок. Снова вздохнул.

— Слушайте, Дюпре. Вы, как мне кажется, человек умный.

— Вне всякого сомнения, — подтвердил я.

— И, как умный человек, вы должны понимать, что в данный момент все права находятся у нас. Вам, к сожалению, сегодня достались сплошные обязанности. Если вы собираетесь напомнить мне о Хартии Вольностей и снова потребовать своего адвоката, то никакого разговора у нас не получится.