Стража Лопухастых островов - Владислав Крапивин

Пока озабоченный Ига шагал по тропинке вдоль ветхого забора. В одном месте над забором, над лопухами и тропинкой нависала козырьком крыша сарая. Здесь на Игу упал с высоты утюг.

1

Ну, по правде говоря, утюг упал не совсем на Игу. Если бы точно на него, дальше и рассказывать было бы не о ком. Увесистый снаряд свистнул чуть впереди и врезался в лопухи прямо перед Игиными кедами. Ига замер. Он сразу увидел, что это утюг. Литой, чугунный, старинный. Ига побыл в замершем состоянии три секунды, потом вскинул голову.

Над ним на козырьке крыши стоял… стояла… стояло существо лет восьми-девяти. С прямыми, торчащими, как лучинки, волосами. В просторных шортах из полинялого трикотажа, в желтой, как у Иги футболке, только изрядно замызганной. Лицо на фоне яркого неба было не разглядеть.

— Ты что? Того, да? — Ига крутнул пальцем у виска.

— Я не нарочно, — отозвалось сверху существо. Тонко и в меру виновато, однако без большого испуга.

— А ну иди сюда, — велел Ига. Он был уверен, что виновник покушения тут же слиняет с крыши, только его и видели. Но тот послушно перебрался с сарая на верх забора и оттуда прыгнул в лопухи. И встал перед Игой. Вот, мол, я, делай что хочешь.

А что с ним было делать? Если бы настигнуть убегающего, то можно и пинка дать вдогонку. А с виноватым и беззащитным как быть…

— От меня ведь мокрое место могло остаться, — все еще звонким от перепуга голосом сказал Ига (и понял, что все время помнит крохотного кнама с пушистой головой). — Я тебе что сделал-то?

— Я не нарочно, — опять объяснило существо. Смотрело исподлобья и дергало на себе перекошенные шорты. — Я тебя не видела…

Ага, все-таки не видела . Хотя лицо вполне мальчишечье — скуластое, нос сапожком, губы в трещинах. И в коричневых глазах не только виноватость, но и хмурое, не девчоночье упрямство.

— Не видела она… — буркнул Ига. — А зачем вообще с крыши утюги кидать? Вон какой тяжеленный! — Ига поднял утюг из лопухов. Прочитал на нем выпуклую надпись: «Чугунолитейный заводъ бр. Алексhевыхъ. 1877 г.» (Вот старина-то!) Покачал и уронил. — Пять кило, не меньше. Тренируешься, что ли?

— Не тренируюсь, а… разве не видишь? — Она сердито поднесла ко рту большой палец. Из под верхней губы спускался обрывок суровой нитки.

К ручке утюга тоже была привязана нитка, длинная.

Ига догадался сразу:

— А! Зубодерством занимаешься!

— Ну да… — Она шмыгнула сморщенным носом.

— Другого способа, что ли нету? На Кирилловской улице детский зубной врач, бесплатный.

— Зубных врачей я боюсь пуще смерти, — сумрачно сообщила девчонка. — Забавно, да?

— А вот так, утюгом, не боишься?

— Тоже боюсь. Но это хоть быстро… Только нитка оказалась слабая. Забавно, да?

— Уж куда как забавно, — хмыкнул Ига. — А что, сильно болит, да?

— Не очень. Надоел сильно. Качается и ноет…

— Ну-ка, открой…

— Что? — Она округлила глаза.

— Открой пасть! — приказал Ига.

Она тут же широко развела толстые обветренные губы.

Ига выдернул из-под ремешка футболку, подолом вытер пальцы и решил, что этого достаточно для гигиены. Два пальца сунул в девчонкин рот, ухватился за зуб с ниткой. Потянул без рывка, но решительно. Зуб не стал сопротивляться…

— Вот и все дела. На… — Ига протянул зуб девчонке.

— Ой… Как это ты? — В глазах ее было боязливое восхищение.

— Обыкновенно. Просто надо знать, как тянуть. Я у себя так несколько штук выдернул… Он ведь у тебя молочный. Наверно, последний, засиделся. Тебе сколько лет?

— Скоро девять… Забавно, да?

— Чего забавного? Всем когда-то было девять. Или будет…

— Ага…

«Ну и всё», — подумал Ига. Надо было сказать «ладно, пока» и отправляться по своим делам. Добывать антибредин. Ига не ушел. Поглядел, как она качает на коротенькой нитке зуб и спросил:

— Тебя как звать-то?

Она перестала качать.

— Степка…

— Че-го… Слушай, ты в конце концов кто? Мальчик или девочка?

— Конечно, девочка! Не видишь, что ли?

«В том-то и дело, что не вижу». — Ига пожал плечами.

— Смотри, у меня сережки, — она зубом качнула рядом с ухом, в котором блестел зеленый камешек.

— Ну и что? Пацаны тоже иногда носят сережки.

— Да, но у них простые колечки, без украшений.

— Ну… ладно. А тогда почему ты Степка?

— Потому что полное имя Степанида. Так мою прабабушку звали, которую я никогда не видала. Вот и меня. Забавно, да?

Ига уже не откликнулся на это «забавно, да», понял, что у Степки такая привычка. А она вдруг сказала:

— Степкой меня папа всегда называл…

Это «называл» тревожно царапнуло Игу. И он быстро спросил:

— А еще тебя как-нибудь называют?

— Бабушка и дедушка говорят «Стеша». Но «Степка», по-моему, лучше.

«По-моему, тоже», — усмехнулся про себя Ига. И подумал опять, что пора идти. А вместо этого стоял и смотрел на Степкины уши с сережками.

— Ты, наверно, не здешняя?

— Я недавно приехала к бабушке и дедушке, из Ново-Груздева. А как ты узнал, что не здешняя?

— По ушам. Они у тебя прижатые. А у здешних ребят у всех уши оттопыренные, лопухастые. Потому что мы живем на Лопуховом острове. Такая примета. Если будешь здесь долго жить, у тебя тоже оттопырятся.

— Я, наверно, долго… А это обязательно, чтобы оттопырились?

— Совершенно обязательно. Да ты не бойся. Когда подрастешь, это пройдет. У взрослых уши делаются обыкновенные.

— А у девочек и мальчиков у всех-всех такие, как…

— Как что?

— Ну… как у тебя?

—. У всех, — с удовольствием сказал Ига. — Мы же не кнамы и не квамы. Это у них ушей почти незаметно…

— У к… кого незаметно?

— Ох, сразу видно, что ты здесь недавно… Это здешние жители такие. Ростом с палец. Живут в зарослях и у воды. Те, что в траве, называются кнамы, а те, что в норах по берегам —квамы. Кнамы бывают одуванчиковые, ежевичные, лютиковые и всякие другие. А квамы — ручейковые, камышовые, озерные… А еще бывают книмы, но они живут далеко в болотах и под землей, их почти никто не видит. Говорят, они похожи на гномов, с бородищами и большие, мне до пояса…

Степка опять округлила коричневые глаза.

— Это ты по правде или… просто так?

— Просто так по правде. А что?