Ведьма - Камилла Лэкберг

Два часа спустя она была вспотевшая, уставшая, но счастливая. Сисси разучивала с ними базовые шаги с заразительной энергией, вымотавшей из них все силы, и Эрика даже не хотела думать о том, как у нее завтра будет болеть все тело. Но как забавно было наблюдать радость Кристины, когда та научилась поворачиваться и вращать бедрами так, что бахрома на платье шуршала. Гуннар, похоже, тоже получил огромное удовольствие, однако сильно вспотел в своем темном костюме.

– Спасибо! – сказала Эрика и спонтанно обняла Сисси.

Пожалуй, это был один из самых веселых моментов в ее жизни. Но теперь настала пора переходить к следующему пункту программы. День был распланирован по минутам, к тому же аренда зала заканчивалась.

Подлив всем шампанского, она заявила:

– А теперь жениху пора откланяться. Остаток дня и вечера мужчинам на наш праздник вход запрещен. В нашем распоряжении номер люкс на втором этаже, чтобы привести себя в порядок, а через час нас ждет кулинарный мастер-класс.

Кристина поцеловала Гуннара в щеку. Тот, видимо, уже вошел во вкус, потому что грациозно откинул ее спиной назад, что вызвало всеобщее ликование. Настроение было – лучше некуда.

– Отлично придумано, – шепнула Анна и похлопала ее по руке. – Но ты двигалась как марионетка. Даже старые тетки лучше вертели бедрами, чем ты.

– Да ну, заткнись ты, – рассмеялась Эрика и шлепнула сестру, которая только ухмыльнулась в ответ.

Поднимаясь по лестнице в номер «Марко Поло», Эрика поняла, что ни на секунду не вспомнила о работе с тех пор, как начался девичник. Чудесно. И весьма к месту. Но – черт, до чего же болят ноги!

* * *

– Вы пришли в себя?

Они растерянно уставились на него, и Билл в тысячу первый раз напомнил себе, что надо говорить на упрощенном шведском или на английском.

– Are you okay?

Они кивнули, но их лица были напряжены. Билл понимал их. Наверное, у них возникло чувство, что это никогда не кончится. Многие из тех, с кем он беседовал в клубе, говорили одно и то же. Они думали, что стоит им только добраться до Швеции – и все будет хорошо. Но их воспринимали с подозрением, на их пути вставала изощренная бюрократия, и множество людей ненавидели их и все, что для них дорого.

– Аднан, смени меня, – сказал Билл и указал рукой на штурвал.

Сириец сел за штурвал, в глазах его сверкнула гордость. Билл от души надеялся, что сможет дать им иной образ страны, которую сам любил. Шведы не злые. Они просто боятся. От этого общество становится суровым. От страха. Не от злобы.

– Выберешь шкоты, Халил? – Билл потянул за воображаемую веревку и показал пальцем.

Тот кивнул и выбрал шкоты – как раз в меру, точно по учебнику, как раз столько, сколько нужно, чтобы парус натянулся и перестал полоскать на ветру.

Судно стало набирать скорость и чуть-чуть накренилось, но теперь это не вызывало прежней паники в глазах его спутников. Билл нервничал больше них. Совсем скоро регата, а ему еще так многому надо их научить… Но во всей нынешней ситуации надо радоваться уже тому, что они захотели продолжать тренировки. Билл понял бы их, если б они предпочли прервать проект. Но сирийцы решили продолжать – ради Карима, как они сказали, – и глаза их были полны решимости, когда они пришли сегодня утром в яхт-клуб. Теперь они отнеслись к делу со всей серьезностью, как-то по-новому – это было заметно по тому, как сегодня скользило по воде судно.

Люди, увлекающиеся конным спортом, говорят, что важно найти общий язык с лошадью; но для Билла так же обстояло дело и с яхтами. Он не воспринимал их как мертвые, бездушные предметы. Порой ему казалось, что он лучше понимает яхты, чем людей.

– Скоро поворачиваем к ветру, – сказал Билл, и они его поняли.

Впервые возникло чувство, что все они – одна команда. Нет худа без добра, как говаривал его отец, – отчасти так было и в этом случае. Однако цена оказалась слишком высока. Утром он звонил в больницу, чтобы узнать о состоянии Амины, но эти сведения сообщали только родственникам. Оставалось надеяться, что отсутствие новостей – уже хорошие новости.

– Отлично, поворачиваем!

Когда паруса заполнились ветром и натянулись, ему пришлось сдержаться, чтобы не завопить от радости. Это был самый красивый поворот за все время тренировок. Они управляли яхтой, словно отлаженный механизм.

– Отлично, ребята! – с чувством произнес Билл и поднял вверх большой палец.

Халил просиял, остальные расправили плечи.

Они напоминали ему старших сыновей, которых он тоже учил ходить под парусами. Но вот брал ли он с собой Нильса? Этого Билл не мог вспомнить. Младшему он не уделял столько внимания, сколько Александру и Филиппу. И вот теперь настал час расплаты.

Нильс стал для него чужим. Билл не понимал, как человек с такими убеждениями и такой злобой мог вырасти в их с Гуниллой доме – в доме, где законом была толерантность. Откуда у Нильса его представления?

Накануне вечером, придя домой, Билл решил поговорить с Нильсом. Поговорить начистоту. Сорвать корку со старых ран, прорвать гнойник, лечь ниц, попросить прощения, дать Нильсу высказать ему свое разочарование и гнев. Но дверь была заперта, и сын отказался открывать, когда он постучал. Лишь включил музыку так громко, что стены затряслись. В конце концов Гунилла положила руку Биллу на плечо и посоветовала ему подождать. Дать Нильсу время. И она наверняка права. Все образуется. Нильс еще молод, до конца не сформировался…

– Поворачивай к дому! – крикнул Билл, указывая в сторону Фьельбаки.

* * *

Сэм сидел над тарелкой с йогуртом, уткнувшись в телефон. Хелене больно было смотреть на него. А еще ее пробирало любопытство – где он был с утра?

– Ты так много времени проводишь с Джесси, – сказала она.

– Да. И что?

Сэм отодвинулся на стуле и отошел к холодильнику. Налил себе большой стакан молока и залпом выпил. Внезапно он показался ей таким маленьким… Кажется, прошло всего несколько недель с тех пор, как Сэм бегал по двору в коротких штанишках, прижав к груди любимого игрушечного медвежонка. Интересно, куда девался тот мишка? Джеймс наверняка его выбросил. Он не любил, когда в доме хранились вещи, которыми больше не пользовались. Хранить что-то из-за сентиментальных воспоминаний – такого в его мире просто не существовало.

– Просто мне кажется, что это не очень-то разумно, – сказала Хелена.

Сэм покачал головой.

– Мы ведь решили не обсуждать это. Ни с какой стороны.

Мир сдвигался с места, стоило ей подумать об этом. Хелена закрыла глаза, и ей удалось заставить мир остановиться. У нее было время потренироваться. Тридцать лет она прожила в эпицентре шторма. В конце концов ко всему можно привыкнуть.

– Просто мне не очень нравится, что вы так много времени проводите вместе, – сказала она и сама услышала, что ее голос звучит почти умоляюще. – Думаю, и папе это не понравится.