Ведьма - Камилла Лэкберг

– О, матушка! – воскликнула Марта, кидаясь ей на шею. – Значит, я уже большая девочка?

Элин засмеялась и кивнула.

– Да, это означает, что Марта уже большая девочка.

Дочка радостно убежала прочь в сопровождении Сигрид, и Элин с улыбкой посмотрела ей вслед. На самом деле она думала начать на пару лет позже, но Марта быстро выросла, так что все правильно.

Снова склонившись над корытом, Элин продолжила стирку. Руки болели от тяжелой работы, но на сердце было легко, как никогда. Вытерев тыльной стороной ладони пот со лба, она подняла глаза, услышав, как на двор въезжает коляска. Сощурилась на солнце. Это приехала Бритта, и лицо у нее было мрачнее тучи, когда она слезала с коляски. Быстрым шагом подошла к Элин, шурша юбками, и остановилась прямо перед ней. Все, кто был на дворе, бросили свои дела и замерли. Выражение лица Бритты заставило Элин попятиться. Она не поняла, что происходит, пока ладонь Бритты не ударила ее по щеке. Затем сестра развернулась на каблуках и унеслась в дом.

Элин склонила голову. Не надо было оглядываться, чтобы понять – все уставились на нее. Теперь она точно знала, что произошло. Бритта узнала, по каким делам Элин ездила во Фьельбаку. И она была не настолько глупа, чтобы не понять очевидного.

С пылающими от стыда и пощечины щеками Элин снова присела на корточки и продолжила свое занятие. Что теперь будет? Этого она не знала. Зато знала свою сестру. Впереди ждало что-то плохое.

* * *

– Почему ты думаешь, что твоя мама дала тебе разрешение на разговор со мной? – спросила Эрика, разглядывая подростка, сидящего перед ней.

Она очень удивилась, когда Сэм позвонил в дверь, но и обрадовалась. Вероятно, он поможет ей увидеть Хелену другими глазами – а также расскажет, каково расти ребенку в тени давнего преступления.

– Не знаю. Но она же поговорила с тобой!

– Это так, но у меня сложилось впечатление, что она не хотела бы впутывать тебя в это дело.

Эрика придвинула ему блюдо с булочками, Сэм взял одну, и она заметила черный лак на ногтях, местами отслоившийся и отколотый. Было нечто трогательное в его попытках скрыть свою детскую сущность – жирную кожу, покрытую прыщами, долговязую фигуру, двигавшуюся размашисто, без взрослой четкости и контроля. Ребенок, отчаянно старающийся казаться взрослым, одновременно стремящийся и отличаться, и быть как все. Внезапно Эрика почувствовала, как ее переполняет нежность к этому мальчику, – она видела одиночество и неуверенность, угадывала фрустрацию, скрывающуюся за упрямым взглядом. Ему пришлось нелегко. Он вырос на фоне истории своей матери. Пришел в мир, уже полный шепотов и сплетен, которые хоть и поутихли с годами, но до конца не исчезли.

– Ей не удалось меня не впутывать, – мрачно проговорил Сэм, словно подтверждая мысли Эрики.

В своей подростковой манере он не смотрел ей в глаза, однако она видела, что он внимательно слушает ее.

– Что ты имеешь в виду? – переспросила Эрика.

Диктофон в телефоне ловил каждое слово, каждую интонацию.

– Разговоры обо всем этом я слышал с самого детства. Даже не помню, как это началось. Но люди задавали мне вопросы. Их малявки дразнили меня. Сколько же мне было лет, когда я начал сам собирать сведения? Кажется, лет девять. Начал искать в Интернете статьи про это дело – их несложно было найти. И с тех пор я собирал все, что мне удавалось обнаружить. Дома у меня хранятся папки с вырезками.

– Твоей маме об этом известно?

Сэм пожал плечами.

– Думаю, нет.

– Она обсуждала с тобой то, что случилось?

– Нет, ни слова. Дома мы никогда не говорили об этом.

– А тебе этого хотелось бы? – мягко спросила Эрика и поднялась, чтобы подлить себе еще кофе.

Сэм ответил согласием, когда она предложила ему кофе, но Эрика отметила, что он не притронулся к своей чашке. Вероятно, он предпочел бы лимонад – но не хотел выглядеть ребенком.

Сэм снова пожал плечами и покосился на блюдо с булочками.

– Пожалуйста, – сказала Эрика. – Бери сколько хочешь. Я стараюсь есть поменьше мучного и сладкого – будет очень удачно, если ты их съешь и мне не придется бороться с соблазном.

– Ой, ну ты же такая стройная… Чего тебе переживать, – ответил Сэм с невинной детской прямотой.

Присев на свое место, она улыбнулась. Сэм симпатичный парень. Как бы ей хотелось, чтобы он сбросил груз, который ему пришлось нести на себе всю жизнь… Он ни в чем не виноват. И не сам выбрал родиться среди стыда, обвинений и горя. Грехи родителей не должны были стать его ношей. Однако Эрика видела, как они давят ему на плечи.

– Легче было бы, если б вы говорили об этом открыто? – повторила Эрика свой вопрос.

– Мы не говорим. Ни о чем. У нас… у нас не такая семья.

– Но тебе хотелось бы? – настаивала она.

Сэм поднял глаза и посмотрел на нее. Черная обводка вокруг глаз затрудняла визуальный контакт, но где-то в глубине их горел огонь, жаждавший кислорода.

– Да, – ответил он наконец. – Да, мне этого хотелось бы.

Затем снова пожал плечами. Этот жест защищал его, как броня. Равнодушие служило ему плащом-невидимкой, за которым он всегда мог спрятаться.

– Ты знал Линнею? – спросила Эрика, чтобы сменить тему.

Сэм вздрогнул. Откусив большой кусок булочки, он жевал, глядя себе в колени.

– Почему ты спрашиваешь? Какое отношение это имеет к Стелле?

– Просто из любопытства. Моя книга посвящена обоим случаям, и поскольку ты живешь по соседству с Бергами, я подумала, что ты, наверное, можешь рассказать, какой она была. Как ты ее воспринимал.

– Я ее часто видел, – проговорил Сэм, и на глазах у него выступили слезы. – И неудивительно, ведь мы жили совсем рядом. Но она была совсем маленькая, так что не могу сказать, чтобы я ее знал. Впрочем, я хорошо относился к ней, а она – ко мне. Всегда махала мне, когда я ехал на велосипеде мимо их хутора…

– И больше ты ничего не можешь о ней рассказать?

– Нет, а что?

Эрика пожала плечами. Потом решилась задать вопрос, на который ей так хотелось бы получить ответ.

– Как ты думаешь, кто убил Стеллу? – спросила она и затаила дыхание.

Что думает Сэм о виновности или невиновности матери? Сама она пока не могла определить свою позицию в данном вопросе. Чем больше читала, чем больше общалась с людьми, чем больше проверяла факты, тем больше все запутывалось. Эрика и вправду не знала. Так что мнение Сэма было для нее очень важным.

Он долго медлил с ответом. Пальцы с черными ногтями барабанили по столу. Затем Сэм поднял голову, и порхающий свет в его зрачках затеплился увереннее, когда он посмотрел прямо в глаза Эрике и едва слышно проговорил:

– Понятия не имею. Но моя мама никого не убивала.