Когда явились ангелы - Кен Кизи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тогда хорошо торчала, – сказала она. – Кроме того, я декламирую лучше, чем пишу.
Она покачалась еще, задумчиво хмурясь и глядя перед собой. Солнце почти ушло за гребень на той стороне реки, и освещение в комнате стало мягче. Хромированные рамы приобрели цвет сливочного масла. Вдруг она хлопнула в ладоши.
– Вспомнила! – Она наставила на меня палец. – Где я видела вашу меланхолическую физиономию: на супере вашего романа, черт возьми. Тоже, скажу вам, лихо!
Она опять стала раскачиваться. Я не удивился бы, если бы она засунула в рот большой палец.
– Я тоже немножко писатель, – объявила она. – Когда не что-то другое. Сейчас, например, я астральная путешественница в дрейфе. И в глубоком – после двух дней на пансионе у мисс Бил.
Я сказал, что не в таком уж глубоком по сравнению с теми, кого я здесь видел. Она опять порозовела.
– Я припрятываю транквилизаторы за щекой, – призналась она. – Никогда ничего у них не глотаю. Смотрите…
Она пошарила между обтрепанными кедами, подобрала большой осколок стекла, закинула его в рот и сделала глотательное движение. Потом широко открыла рот, показывая, что там – ничего, кроме языка и зубов, и через секунду выплюнула осколок, звякнувший о новую плитку.
– Хотите знать, почему меня сюда притащили? Потому что я съела три оранжевых ЛСД и маршировала в холле Капитолия. Хотите знать, почему я так завелась? Праздновала завершение моего нового романа. Хотите знать, как называется?
Я ответил, что, да, хочу знать название ее романа. Я не мог отделаться от чувства, что кого-то тут разыгрывают, но мне было все равно. Я был очарован.
– Я назвала его «Гениальная девочка-подросток захватывает мир». Не очень поганое название, а?
Я признал, что встречались и похуже, особенно у первых романов.
– Фиг вам первый! Это мой третий, ясно? Первый назывался «Любовь желторотая», а второй – «За-зря свободы». Легковесные оба, дерьмо, сама понимаю. Юношеские сопли. Но в «Гениальной девочке» есть заряд. Да, хочу спросить! Мой издатель хочет переиздать два первых и выпустить все три в комплекте. Но я сомневаюсь. По-вашему, стоит – как романист романисту?
Я не знал, что ответить. Серьезно она говорит, или врет, или ненормальная, или что? Говорила как будто серьезно, но это может быть также, как она хмурится. И не оставляло ощущение, что мне вешают лапшу. Я ответил вопросом на вопрос:
– Кто вас издает?
– «Бинфордс и Морт».
Если бы она назвала большое нью-йоркское издательство вроде «Кнопфа» или «Даблдея», я бы состроил рожу и понес галиматью. Но «Бинфордс и Морт»? Это – маленькое издательство классной исторической литературы, почти неизвестное за пределами Северо-Запада. Стала бы она ссылаться на него, если бы врала? С другой стороны, стали бы они с ней связываться?
– По-моему, «Бинфордс и Морт» плохого не посоветуют, – веско ответил я, пытаясь заглянуть ей в глаза.
Окуляры не позволяли. Надо было проверить ее иначе.
– Ладно, Гениальный подросток. У меня к вам тоже вопрос.
– Только быстро, писатель. Кажется, моя колесница подъехала.
Действительно, у знака «Не парковаться» остановился черный седан. Наверное, она услышала. Из машины вылез молодой, карьерно-юридического вида помощник и направился к двери.
– Хорошо, быстро, – сказал я. – Хотелось бы знать, что вы думаете – с ходу, с высоты вашего умственного коэффициента – о втором законе термодинамики.
Если я ожидал, что поставлю ее в тупик, то ошибся. Она неторопливо поднялась на ноги и встала передо мной. Потом наклонилась, так что ее лицо почти прикоснулось к моему. Узкие губы стали растягиваться и приподнялись по краям. Нетерпеливые шаги водителя стихли в нескольких метрах от нас, но ни девушка, ни я не обернулись.
– Мелисса? – произнес он. – Все улажено, душа моя. Папа хочет, чтобы мы поехали в «Падающую башню» и заказали пару больших пицц – для него пепперони. Он придет, как только отделается от этой чертовой делегации флорентийских рыбопромышленников – они все еще поют блюз об ограничениях на ловлю лосося. Может быть, другую – с канадским беконом?..
Линзы ни на миг не отвернулись от меня. А губы все растягивались, и казалось, улыбка сейчас расколет голову пополам. Румянец залил щеки и шею, глаза выпорхнули из-за хрустальных клеток, как два шальных зеленых попугая. Она приставила ладонь ко рту, чтобы не услышал водитель.
– Энтропия, – прошептала она за ладонью, как партизан, сообщающий важный секрет под самым носом у противника, – возрастает только в замкнутой системе. – Потом выпрямилась и заговорила в полный голос: – Больше того: поющий рыбак из Флоренции симпатичнее звучит, чем паленый хряк из Канады.
– Намного, – согласился я.
Она ответила коротким кивком. Лицо снова приняло хмурое выражение. Ни слова не говоря, она круто повернулась и прошагала самостоятельно мимо ожидавшего помощника, через вестибюль, и за дверь, и к седану, величаво или настолько величаво, насколько это возможно для мосластого, возможно, безумного, почти слепого, с наполовину зелеными волосами существа из другого измерения.
– Если окажетесь в Маунт-Нево, – крикнул я ей вслед, – моя фамилия в адресной книге!
Она не обернулась. Помощник нагнал ее, но она презрела его помощь. Она споткнулась, сходя с тротуара, но схватилась за заднее крыло, ощупью добралась до ручки на двери и влезла. Только тут я спохватился, что, величественно удалившись, она забыла свою трость.
Когда я выбежал, они отъезжали. Я махал оперенной тростью, но она меня, конечно, не видела. Я хотел посигналить утенком, но они уже были у ворот, а транспорт сильно шумел.
Притом я понял, что именно такого гостинца от меня ждут дома. Как удачно. Калеб будет в восторге. Будет хвастаться, махать ею, вертеть, дудеть. Одноклассники будут восхищаться, захотят такую же. Когда поедут в «Волшебное королевство», будут искать ее во всех сувенирных лавках на Мейн-стрит, спрашивать во всех справочных киосках…
А потом, однажды ясным, голубым, прозрачным утром – чудо спроса и предложения – нате и вам.
© Перевод В. Голышева.
– Я оуительно горд тем, что я здесь! – орет Мофо.
Это первое, что я услышал три дня назад, вернувшись из Флориды и увидев их здесь, – и слышу с тех пор постоянно при каждом удобном и неудобном случае, только с разными ударениями: «Я оуительно горд тем, что я здесь» или «Я оуительно горд тем, что я здесь».
– Я тоже, – откликается малыш по прозвищу Большой Лу. – И буду так же горд, когда уеду. Если жара отпустит уехать с миром, я буду и горд, и доволен.
Нынче закон запрещает ездить на мотоцикле по штату без шлема. Их отчитывал один полицейский за другим от границы Орегона с Калифорнией.