Кудеяр. Аленький цветочек - Феликс Разумовский

– Прошу, Лев Поликарпович. – Хозяин кабинетаприподнялся навстречу профессору, указал на стул и распорядился по селектору: –Ефросинья Дроновна! Чаю.

Суровое лицо Кудеяра было пасмурней обычного, через лоб отпереносицы протянулись две вертикальные морщины. Он только что вернулся изпрокуратуры и пребывал в отвратительном настроении. Разговор со следователем,занимавшимся делом о пожаре в квартире Гришина, ничего не прояснил, наоборот,только добавил тумана. Версия о взрыве газа, которую скормили налетевшимтелевизионщикам, при серьёзном рассмотрении не выдерживала никакой критики. Недело, а сплошные непонятки. Выключенные конфорки плиты и перекрытый кран вванной, – спрашивается, откуда утечка?.. Зато температура такая, что вкомпьютере вся начинка расплавилась… Не говоря уж о том, что никто не слышалгрохота и все внутренние двери квартиры остались благополучно закрытыми. Этопри взрыве-то газа!.. «В общем, глухарь», – честно подытожил прокурорскийследак, и Скудин, передавая разговор Звягинцеву, закончил в том же духе:

– Ни хрена понятного.

Профессор молча кивнул.

– Разрешите? – Старшина Фрося вплыла лебедью,никакая Орнелла Мути[161] не сыграла бы подобного, хоть онатам в лепёшку разбейся. Девушка внесла необъятный поднос: чай, бублики, сахар,на отдельной тарелочке – ароматные домашние пирожки. С полупоклоном поставилана стол, улыбнулась: – Уж вы покушайте вволю. Аппетиту вам.

Зелёная гимнастёрка сидела на ней со всем великолепиемстарорусской праздничной рубахи. Называвшейся, между прочим, убивальницей.

– Спасибо, старшина. – Скудин подождал, пока Фросявыйдет, и жестом пригласил профессора к трапезе. Самому ему есть не хотелосьсовершенно, голова была занята другим. Он был практичным профессионалом. Естьфакты, так или иначе возымевшие место. Значит, должна быть и возможностьувязать их друг с другом, уловить закономерность и предугадать, что произойдётдальше. Он этим и занимался вот уже двадцать с лишним лет, и до сих порполучалось вроде неплохо. Достаточно неплохо, чтобы раз за разом оставаться вживых и ребят не терять… А здесь? Сокровища графа Монте-Кристо, и хоть бынамёк, кто из-под кого чего вообще хочет. Какие-то тетради с закорючками вместобукв. Чёрт знает как разбившийся аквариум, помноженный на лопнувшую батарею.Преследователи на автомобиле, явно украденном из реквизита фильмов о Бэтмене…Теперь ещё вот кандидат наук Гришин, валяющийся в ожоговом центре и, чтосущественно хуже, по сути превращённый в растение. При выгоревшей квартире ирасплавленном компьютере… Взрыв газа, ха! Напалм, если не белый фосфор. Ваптечном киоске такого не купишь и на свалке вряд ли найдёшь… В общем, хотьроман сочиняй, чтобы Незнанский с Марининой от зависти удавились.

– Лев Поликарпович! Чай, бублики… – Скудин указалпрофессору на поднос со снедью. – Не то Фросеньку обидим.

– Ну, если Фросеньку… – Лев Поликарпович рассеянноулыбнулся и придвинул стакан. Всему институту было известно, что старшинаЕфросинья Дроновна имела свойство неотвратимо влюбляться в начальников, скоторыми ей доводилось вместе служить…О нет! Совсем не то, о чём вы навернякасразу подумали. Никаких аргентино-мексиканских страстей, козней, интриг искандальных бракоразводных процессов. Никаких слез в телефонную трубку и«случайных» встреч у подъезда. Фросенька (которую сам Гринберг весьма уважал врукопашной) влюблялась очень по-русски – тихо, заботливо и самоотречённо.«Жалела», как раньше говорили в народе. В этом плане ей очень повезло снынешним командиром. Предать или обмануть такую влюблённость подполковникСкудин и сам бы не смог и никому не позволил бы.

– Знаете, Иван Степанович, – проговорилЗвягинцев, – мы тут наконец довели до ума комплексную программу поискаошибок… прикинули кое-чего… ну, в смысле Марининого эксперимента…

– Так, – очень тихо произнёс Кудеяр.

– И теперь я могу почти со стопроцентной вероятностьюутверждать… – волнуясь, профессор провёл рукой по волосам, прерывистовздохнул, – что… в смерти Марины… виновата вовсе не какая-то еётеоретическая или практическая ошибка… Всё было правильно, она нигде неошиблась… В общем… Мы получили основания полагать, что имело место внешнеевоздействие. Волнового плана, скорее всего. Вы понимаете, нарушить стабильностьхронального поля при желании совсем не сложно…

– При желании? – Кудеяр не повысил голоса и вродебы даже не переменился в лице, но смотреть на него сразу стало страшно. –Значит… захотел кто-то?

– Значит, захотел, – вздохнул ЛевПоликарпович. – Только как теперь выяснишь…

Оба вспомнили насквозь прогоревшую башню старого«Гипертеха», которую вот уж скоро два года беспрепятственно поливал дождь,засыпал снег и… по широкой дуге облетали вороны. «Что там теперь можнонайти», – грустно подумал профессор. А Скудин вдруг очень ярко вспомниллюдей-нелюдей с кошачьими зенками, от которых ему пришлось оборонять Машу едвали не на другой день после того, как был сделан снимок на берегу. И вот тут егоозарило. Нет, факты отнюдь не спешили послушно выстраиваться в логическиобоснованную цепочку, но некий лейтмотив определённо начал звучать. Явнаястранность охотников за свернувшейся веткой чётко перекликалась снеобъяснимостью двойного потопа в «Поганкиных палатах» – где, как выяснилось,лежали в чемодане рукописи Звягинцева-старшего. Посвящённые тем же тайнаммироздания, к которым полвека спустя устремились его внучка и сын. Бандитскийналёт, имевший целью всё тот же обшарпанный фанерный сундучок… Странность«Бэтмобиля»,[162] что гнался, светя синими, как изпреисподней, огнями, по ночному Питеру за Скудиным, увозившим чемодан, – иявно грубая, но тем не менее плохо поддающаяся расшифровке «работа»невыясненных граждан, доставших Володю и…. всё-таки прикончивших рукописи. И –венец всему – взрыв и пожар в Машиной лаборатории. Взрыв и пожар, происшедшие,как теперь выяснилось, по чьему-то хотению… Вновь мелькнуло в памяти кошачьемурло со зрачками-щёлками, и под столом в пальцах Кудеяра безвинно погибшариковый карандаш: «Ну, сволочи, если вы и там побывали…»

Голос Звягинцева прервал его размышления.

– Иван Степанович, а как Глеб?

Всем, кого это касалось, было известно, что стараниями дядиЗямы, тёти Хай и прочих гринберговских родственников Глеба Бурова поместили в«Семёрку» – секретный медицинский центр ФСБ. И что центр этот был расположен –тесен мир – здесь же, под Гатчиной. Буквально через забор от новых корпусов«Гипертеха». В другой половине бывшего гостиничного комплекса.

– А никак. – Скудин дёрнулся, украдкой сунул вмусорную корзину обломки расплющенного карандаша. – Лежит… Не живой и немёртвый. Мама при нём…