Маленькое одолжение - Джим Батчер

— Мёрф! — крикнул я. Я дернул плечами и повернулся так, чтобы рукоять «Фиделаккиуса» оказалась от нее на расстоянии вытянутой руки.

Пальцы Мёрфи сжались на рукояти священного клинка.

Она успела вытянуть его из ножен на дюйм, не больше.

Белый свет ослепил меня. Ослепил Дейрдре. Ослепил Мёрфи. Ослепил Томаса. Ослепил всех.

— Нет! — взвизгнула Дейрдре, и в голосе ее не осталось ничего, кроме совершеннейшего отчаяния и ужаса. — Нет, нет, нет!

Хватка на моих лодыжках ослабла, и я услышал, как динарианка плюхнулась в воду.

Мёрфи отпустила меч. Свет померк. Прошло, должно быть, не меньше минуты, пока я смог разглядеть хоть что-нибудь. Томас, разумеется, оправился быстрее и к этому времени вытащил нас обоих на палубу «Плавунца». Дейрдре поблизости не наблюдалось, а два катера с солдатами на полной скорости удирали обратно к берегу.

Мёрфи с кровоточащим порезом над правой бровью потрясенно переводила взгляд с меня на меч и обратно.

— Твою мать, Гарри, что это было?

Я дернул плечом, скидывая ремень. Я ощущал себя ужасно усталым. У меня болело все, что могло болеть. Что не могло, тоже болело.

— Говоря коротко, — пробормотал я, — предложение работы.

— Надо уходить, пока нас не бросило на камни, — пробормотал Томас. Все с той же пиратской ловкостью он скользнул к штурвалу. У него это красиво получалось. Еще бы. Он ведь даже не потеет.

Мёрфи смотрела на меч еще секунду. Потом посмотрела на меня, и ее окровавленное лицо тревожно нахмурилось.

— Господи, Гарри, — она подхватила меня со стороны, на которую я хромал, и помогла доковылять до рубки. — Заходи. Тебя необходимо согреть.

— Ну? — спросил я, пока она помогала мне стянуть мокрые шмотки. — Как насчет этого? Этот меч находился у меня в ожидании кого-то, кто сумеет им пользоваться.

Она усадила меня на одну из скамей-рундуков. Еще несколько секунд она серьезно смотрела на меч. Потом покачала головой.

— У меня уже есть работа, — тихо произнесла она.

Я слабо улыбнулся и закрыл глаза.

— Так и знал, что ты это скажешь.

— Заткнись, Гарри.

— Идет, — сказал я.

Я так и сделал. На несколько часов. Это было восхитительно.

Я проснулся, укрытый двумя ватными спальниками и неисчислимым множеством одеял. Было утро. Лавку-рундук «Жучка-Плавунца» разложили и превратили в довольно удобную кушетку. В противоположном конце рубки горел керосиновый обогреватель. Не могу сказать, чтобы от него приятно пахло, зато в рубке даже запотели от тепла иллюминаторы.

Я просыпался медленно. У меня болели все до одного мускулы, суставы и члены. Похмелье после боя оказалось ни на градус не слабее, чем я ожидал. Я попытался напомнить себе, что с учетом всех обстоятельств, справляться с этой конкретной проблемой мне должно быть просто приятно. Не могу сказать, чтобы мне это удалось особенно хорошо. Я охал, ругался про себя, и в конце концов заставил-таки себя сесть и выбраться из-под одеял. Я доплелся до крошечного туалета — хотя на кораблях он по какой-то дурацкой причине называется, кажется, «гальюн», — а когда полуживым трупом выбрался обратно, в рубку с палубы скользнул Томас. Он прятал в карман свой мобильник, и выражение лица у него было серьезным.

— Гарри, — произнес он. — Как дела?

Я посоветовал ему, что он может сделать со своими репродуктивными органами.

Он заломил бровь.

— Лучше, чем я ожидал.

Я хмыкнул.

— Спасибо, — добавил я, подумав.

Он фыркнул. У нас всегда так.

— Пошли. У меня в машине для тебя кофе.

— Я отпишу тебе все свое имущество в завещании.

— Супер. В следующий раз оставлю тебя в воде.

Я со стоном натянул ветровку.

— Почти жалею, что ты этого не сделал. Монета? Меч?

— Надежно спрятаны внизу. Хочешь их забрать?

Я мотнул головой.

— Подержи их пока здесь.

Прихрамывая на больную ногу, я доплелся следом за ним до пикапа. Только тут я заметил, что кто-то умыл меня, перевязал раненую ногу и заклеил пластырем кучу царапин и ссадин, которые я даже не помнил, как и где получил. Одет я тоже был во все свежее. Томас. Он не обмолвился об этом ни словом. Я тоже. Мы же братья.

Мы забрались в слегка помятый «Хаммер», и я первым делом схватил бумажную чашку кофе, поджидавшую меня рядом с коричневым бумажным пакетом. Я насыпал в кофе побольше сахара и сухих сливок и, почти не размешав, отпил глоток. Потом заглянул в мешок. Пончик. Я набросился на него.

Томас завел мотор, но застыл и уставился на пончик.

— Эй, — сказал он. — Откуда, черт подери, это взялось?

Я откусил еще кусок. Настоящий пончик. Румяный. Хорошо посыпанный сахарной пудрой. Еще теплый. И кофе запить его у меня тоже имелся. Райское наслаждение. Я одарил брата загадочным взглядом и откусил еще кусок.

— Господи, — буркнул он, трогая машину с места. — Ты ведь не снисходишь до объяснения всяких мелочей, нет?

— Это как наркотик, — пробормотал я, набив рот счастьем.

Я как мог наслаждался пончиком, позволив ему занять все мои ощущения без остатка. Только разделавшись с ним, когда кофе начал оказывать действие на мои мыслительные способности, я сообразил, почему это доставило мне столько удовольствия. Все шло к тому, что это последние приятные ощущения, отведенные мне на несколько следующих часов, если не дней.

Томас не сказал мне ни слова о том, куда мы едем — или как вообще обстоят дела после событий минувшей ночи.

Строгер-билдинг, новое больничное здание, сменившее старую больницу графства Кук на посту главного медицинского центра Чикаго, расположено всего в нескольких ярдах от старого комплекса зданий. Оно слегка напоминает замок. Стоит чуть прищурить взгляд, и легко представить себе зубцы на стенах, и башни, и бастионы — этакую средневековую цитадель, защищающую граждан Чикаго от чумы и мора.

Во всяком случае тех, у кого в порядке медицинская страховка.

Я допил кофе и подумал про себя, что настрой у меня немного пессимистичный.

Томас повел меня в отделение интенсивной терапии. В коридоре перед входом он задержался.

— Информационной координацией занимается Люччо, так что подробностей я пока не знаю. Но там Молли. Она тебе все расскажет.

— Что известно тебе? — спросил я.

— Майкл в плохом виде, — ответил он. — Последний раз, когда я звонил, он лежал еще на операционном столе. Я думаю, пули шли снизу, и доспехи на нем не дали одной из них выйти навылет. Она металась внутри брони, не находя выхода.