Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

Для элиты, продолжавшей господствовать в пунических городах Центрального и Западного Средиземноморья, приверженность этническим традициям и принадлежность к Римской империи вовсе не были несовместимыми. В Северной Африке и на Сардинии все социальные группы населения пользовались пуническим и неопуническим языками вплоть до IV века нашей эры. По крайней мере до II века нашей эры не теряли своей значимости традиционные божества Астарта, Хаммон и Тиннит, а главные магистраты все еще назывались суффетами.

Сохранялся и культ тофетов, хотя в жертву богам приносились не дети, а ягнята. Некоторые исследователи усматривают в приверженности пуническим традициям молчаливое сопротивление римскому владычеству. Однако на примере Ганнибала Тапапия Руфа и других обращенных пунийцев можно сделать вывод о том, что для них древние традиции служили средством самоутверждения в Римской империи.[399] Действительно, на протяжении I и II веков нашей эры обитатели городов Северной Африки демонстрировали наибольшую мобильность и социальную активность. Амбициозные североафриканские семьи селились в Италии, покупая на средства, приобретенные торговлей и земледелием, солидные поместья, а их сыновья добивались высокого общественного положения, вплоть до сенаторского звания. Более того, такие города, как Лептис-Магна, удостаивались от римских императоров особого статуса колоний, а их обитатели — римского гражданства.

Несмотря на политическую и культурную интеграцию Северной Африки в Римскую империю, легенда о противлении Ганнибала Риму продолжала оказывать влияние на умы и чувства просвещенных римлян. Римский сенатор Силий Италик, современник императора Домициана (81–96 годы нашей эры), написал необычайно пространную эпическую поэму о пунических войнах «Пуника», в которой особый акцент сделал на ненависти бога/героя Геркулеса к Ганнибалу, появившейся, очевидно, после того как карфагенский полководец напал на Сагунт, нарушив договоренности с Римом. Другой римский поэт Стаций придумал историю о статуэтке Геркулеса, которой владеет его друг. Прежде она принадлежала Ганнибалу, и Стаций пользуется случаем, чтобы представить мифического героя не в роли божественного спутника полководца, а в качестве негодующего заложника, вынужденного сопровождать Ганнибала в облике статуэтки. Геркулес вовсе не благоволит Ганнибалу, а презирает Карфаген за оскорбительное поругание Италии.

Стаций тем не менее осознает, что времена переменились. Опасаясь, по-видимому, что его Ганнибала современники могут ассоциировать с представителями североафриканской элиты, пользующимися влиянием в Риме, поэт напоминает другу Септимию Северу, родившемуся в Ливий, о его римской принадлежности:

Ни поэт, ни его друг, конечно, не знали, что внук и тезка Септимия — Луций Септимий Север в 193 году нашей эры станет первым африканским императором в Риме. Наиболее просвещенным подданным наверняка было известно о том, что он взошел на трон, совершив грандиозный тысячекилометровый переход от Дуная до Рима. Когда Септимий Север перезахоронил останки Ганнибала в мавзолей из чудесного белого мрамора, стало ясно, с кого брал пример римский император.

Карфаген неизменно пробуждал интерес и у последующих поколений древнеримских писателей и историков. Они привычно создавали впечатление, будто и от римского теперь города исходит такая же угроза, как и от его пунического предшественника. Мифологизация Ганнибала приобрела такие масштабы, что Флавия, племянника Константина, первого христианского императора Рима в IV веке нашей эры назвали Ганнибалианом.

Нам трудно сравнивать степень влияния на Рим Карфагена и Греции. Легко прослеживается воздействие греческого искусства, науки и литературы на римскую культуру, и просвещенные римляне всегда с готовностью признавали это. Карфаген не удостоился такой чести. И объясняется это не отсутствием оригинальных творений, а хотя бы отчасти тем, что греки успешно присвоили многие достижения, ставшие результатом многовекового культурного сосуществования и взаимообмена. К маргинализации культурного наследия Карфагена греки причастны в такой же мере, в какой римляне повинны в его разрушении.

Тем не менее Карфаген сыграл важную роль в развитии Римской империи. После расправы над соперником Рим приобрел обширную экономическую и политическую инфраструктуру, уже действовавшую в Центральном и Западном Средиземноморье. На Сардинии и Сицилии, в Северной Африке и в Испании римлянам достались в наследство не дикие и безжизненные пространства, а обустроенная и отлаженная государственная система, функционировавшая как единый политический, экономический и социально-культурный организм.

Не столь значительную, но также немаловажную роль Карфаген сыграл в становлении национального характера римлян. Они превратили Карфаген в исчадие зла и наглядный антипод, оттеняющий исключительно «римские» добродетели верности, благочестия и чувства долга. Потребность в этом образе всегда возникает, когда надо найти доказательства собственного величия.

Bibliography

Abbreviations

AJP American Journal of Philology

ANRW Aufstieg undNiedergang derromischen Welt

AWE Ancient West and East BaBesch Bulletin antieke Beschavung

BASORBulletin of the American Schools of Oriental Research

CPClassical Philology

CQ Classical Quarterly

G &R Greece and Rome

JHS Journal of Hellenic Studies

JRS Journal of Roman Studies

MAAR Memoirs of the American Academy in Rome

MDAI(R) Mitteilungen des Deutschen Archdologischen Instituts Romische Abteilung

OJA Oxford Journal of Archaeology

RSA Rivista storica dell'antichita

Ancient texts

Aelian, On the Characteristics of Animals, ed. & tr. A. Scholfield. 3 vols. Cambridge, Mass., 1958–9

Ammianus Marcellinus, History, ed. & tr. J. Rolfe. 3 vols. Cambridge, Mass., 1935–9

Apollodorus, The Library, ed. & tr. J. Frazier. 2 vols. Cambridge, Mass., 1913

Appian, Roman History [inc. Civil Wars], ed. & tr. H.White. 4 vols. Cambridge, Mass., 1912–13