Золотой браслет. Тигролов. Гаспар Гаучо. - Майн Рид

роще, по тропинке тапиров к месту, где совершено было убийство и трава окрашена кровью. Все это доказывало, что всадник на подкованной лошади принимал участие в преступлении, может быть, даже играл в нем главную роль.

Выследил врага главным образом гаучо. Людвиг и Киприано старались лишь помочь его наблюдениям.

Они выехали из дома рано утром. Гальбергера похоронили очень быстро, потому что при такой жаре нельзя было откладывать похороны. Вдова не только не удерживала сына и племянника, она даже торопила их. Ведь у нее было двойное горе. Пропала ее дочь, и несчастная мать надеялась, что они ее разыщут. Она не боялась остаться одна, с ней были верные слуги. Все были убеждены, что Франческа жива.

Ни Гаспара, ни Людвига, ни тем более Киприано не надо было торопить. Все они готовы были пожертвовать жизнью, лишь бы вернуть Франческу ее матери. Когда они выехали в степь, у них не было еще никакого определенного плана. Их только беспокоила участь молодой девушки и они помнили только одно: надо спешить. Наступила ночь, пришлось сделать привал. У костра друзья стали обдумывать план действий. Прежде всего следовало быть очень осторожными, потому что злодеи, так предательски убившие Гальбергера, не пощадят и их. Прежде, чем развести костер, Гаспар внимательно осмотрел окрестности, привязал лошадей, а Людвигу и Киприано велел зажечь сухой хворост. Костер развели за пальмовой рощицей так, чтобы его не было видно издалека. На костре в котелке кипела вода.

18. КТО ЕХАЛ НА ПОДКОВАННОЙ ЛОШАДИ

Пока гаучо возился около лошадей, Людвиг и Киприано обсуждали у костра, кто мог убить Гальбергера и похитить сестру.

— Это дело индейцев из племени това, — сказал Киприано.

— Не может быть, Киприано! — воскликнул Людвиг. — Зачем им убивать моего отца?

— Ну, причина-то есть, хотя бы у одного из них.

— У кого?

— У Агуары.

— Агуара! Почему ты подозреваешь именно его?

— Он сделал это, чтобы захватить твою сестру.

— Что ты говоришь, Киприано? — удивился Людвиг.

— Да, я давно заметил, что сын вождя заглядывается на Франческу.

— Негодяй! — возмутился Людвиг. Он действительно не замечал того, что не скрылось от глаз ревнивого Киприано. К тому же сам факт, что краснокожий дикарь влюбился в его сестру, казался ему невероятным. Сын прусского натуралиста со своими предрассудками не мог допустить и мысли об этом.

— Ты не ошибаешься, Киприано? — спросил он.

— Ничуть. Агуара часто держал себя с Франческой очень развязно. Однажды я даже чуть не побил его, но дядя, боясь поссориться с Нарагуаной, защитил его.

— А отец знал что-нибудь об этом?

— Я думаю, что нет. Я даже не хотел говорить ему.

Все это было для Людвига новостью. Невольно он проникся подозрениями Киприано. Но что бы он ни думал о сыне, Нарагуану он не мог считать виновником преступления: вождь това — друг отца и их защитник.

— Не может быть, — повторял он, — не может быть!

— А между тем это так! — настаивал Киприано. — Когда дело идет о личной выгоде, мало кто остановится перед изменой. Виноват старый вождь или нет, судить не берусь, а вот в виновности сына не сомневаюсь. Помяни мое слово, Людвиг, это дело рук индейцев из племени това!

— Но куда они могли скрыться? И почему ушли так неожиданно, не предупредив отца? Все это очень странно.

— Я не вижу ничего странного. Сын уговорил отца согласиться похитить Франческу. Старый вождь, чтобы избежать встречи с отцом, ушел вперед и увел с собой все племя. Теперь они где-нибудь в отдаленной части Чако и надеются, что мы не разыщем их. Франческа, конечно, с ними. Но мы во что бы то ни стало должны найти ее, хотя бы это стоило нам жизни! Не правда ли, Людвиг?

— Непременно, — ответил Людвиг, и в голосе его звучала решимость. В это время к ним подошел Гаспар.

— Не пора ли нам поужинать, молодые господа? — сказал он и начал готовить ужин, вытащив из седла кусок холодной баранины и маисовый хлеб. Когда закипела в котелке вода, он заварил чай и вынул из погребца кокосовые чашки и трубочки бомбильи, заменяющие ложки. Парагвайцы пьют свой чай[9] не так, как европейцы, а сосут его через трубочки.

Путники ели баранину, маисовый хлеб, запивая горячим чаем, и продолжали сидеть у потушенного из осторожности огня. Киприано поделился своими подозрениями и с Гаспаром, которому давно уже приходила в голову та же мысль. Он тоже заметил, что молодой вождь неравнодушен к Франческе. Все предположения Киприано казались ему правдоподобными. Поужинав, все трое легли спать, так и не додумавшись до чего-нибудь определенного. Легли они, закутавшись в плащи и подложив седла под голову. Киприано долго не мог заснуть: его мучили тревожные мысли. Однако усталость взяла свое и, наконец, заснул и он. Не спал только гаучо.

«Только один человек на свете мог искать смерти моего дорогого хозяина, — думал он. — Человек этот Supremo. Воображаю, как он искал нас, когда мы бежали из Парагвая! Но то было два года тому назад. За это время всякий другой забыл бы свой адский замысел, но не таков Франсия. Он никогда не прощает. Я бы нисколько не удивился, если бы все это оказалось делом его рук. А тут еще эти следы подков… Четыре раза проскакал какой-то европеец и в последний раз недавно — следы совсем свежие. Он ехал в ту сторону, за индейское селение.»

Какое-то время Гаспар лежал, глядя на звезды и как бы стараясь прочитать в них скрытую от людей тайну.

— Sangre de Cristo![10] — воскликнул он вдруг. — Да ведь это же и есть настоящая причина убийства хозяина и