Голод Рехи - Мария Токарева

для простой охоты. Это и тревожило Ларта. К тому же иногда доносился отчетливый аромат чужой крови.

– Кто-то здесь есть, – прошипел Ларт, принюхиваясь. Явно кому-то не терпелось напороться на острый клинок, потому что в этот раз он подобрался совсем близко. Но искусно не выдал свое присутствие.

Оставалось только встать спина к спине, обнажив мечи. Они готовились к атаке, но все стихло. И так уже не первый раз! Кто-то играл на нервах. Тишина сбивала с толку сильнее беспощадных завываний ветра. Рехи сводил с ума звук собственного дыхания. Он резко принюхался, а потом только и успел воскликнуть:

– Ларт, берегись!

Он оттолкнул друга в сторону, Ларт инстинктивно взмахнул мечом. Возле его головы пролетели острые бритвы когтей.

– Ящеры! Опять?! – проревел Рехи.

– Да уж, эти не ручные, – с открытой злобой, скрывающей тайную боль, прошипел сквозь зубы Ларт, скаля клыки. – Тварей явно кто-то спугнул, устроил обвал или… Проклятье, зараза! Ну! По одному! Тупые зверюги, не то, что мой Ветер!

И воспоминания о давнем боевом товарище придали Ларту новых сил, чтобы рубить направо и налево. Рехи прикрывал спину, потому что полноценно атаковать костяным клинком он не мог. У них отлично получалось изображать двухголового воина, разящего на все стороны света одновременно.

Вот только ящеров оказалось больше, чем пальцев на двух руках. Хотя крупных не больше четырех. Некоторые недоростки путались под ногами, норовя ухватить за лодыжку или голень. Другие грозили впиться в живот, выгрызть кишки или перебить ноги хвостом. Самые крупные, пожалуй, сумели бы оттяпать голову с половиной туловища. И у всех была в клыках парализующая отрава. Любой укус нес смертельную опасность.

– Да сколько ж их! – прорычал Ларт, перескакивая по камням. Они поднялись повыше, чтобы крупные чудища не добрались до них. Более мелкие по неопытности полезли следом. Рехи умело разбрасывал их и затаптывал. Лишь бы не зацепило ядовитыми зубами. Ящеры появились неожиданно, точно кто-то отворил им дверь, точно кто-то намеренно вытравил их из логова вместе с неопытными детенышами.

– Солнце вам на голову! – хрипел Ларт, забрызгивая лицо черной вязкой кровью. Рептилии рычали и извивались. Они истошно верещали, когда клинок могучего воина кромсал их. Самые крупные оглушительно ревели, словно горный обвал. Порождения камней, во всем им подобные. Их гибкие мощные тела сливались с серой породой, мерцая зеленоватой чешуей. Из такой же когда-то сшили тунику Рехи, и он гордился своей незаметностью, когда надевал ее. Но тварей вернее глаз направлял запах плоти и крови. Так же, как эльфов и полукровок.

– Вот где они были все это время? Все… – Ларт задохнулся словами, замахиваясь мечом. Клинок резко отсек голову крупной твари, пока Рехи отвлекал ее внимание на себя. Какое-то время еще дергались кривые лапы и ожесточенно щелкали челюсти, точно намереваясь добраться до тела и прирасти обратно.

– Что плохо в этих уродах – потери среди своих ничуть их не деморализуют, – заметил Ларт, давя сапогом мелкого, но строптивого врага.

«Опять он со своими мудреными словами. И совсем не к месту!» – подумал Рехи, совершая стремительный выпад. Так он привык сражаться с детства. Костяной клинок предполагал большей частью не рубящие, а колющие удары. Из-за этого приходилось действовать наверняка. В этот раз удалось вонзить острие прямо в глаз полезшего на валун ящера. Ларт же довершил дело заточенной сталью. Не помешало бы два настоящих меча, но Рехи вновь вернулся к истокам, будто зачерпнул из памяти горький сок тех времен, когда в их стае потери никого не «деморализовали», как и ящеров. Когда все стало иначе? Когда-то… Но лучше так? Лучше. Рехи теперь знал, как больно терять товарищей. И страх этой боли научил сражаться с удвоенной яростью, окрылил, чтобы научиться перелетать через камни. Этот же страх велел нынче бесстрашно кидаться вперед.

Рехи спрыгнул с высоты прямо на холку самому крупному ящеру и оседлал его, точно Ветра. Но необученная дикая скотина, конечно, воспротивилась, забилась из стороны в сторону, грозя опрокинуть и расшибить о ближайшую скалу. Обездвижил бы, а потом принялся бы пожирать еще живого… Тогда уж возник страх и за себя.

– Ларт, сейчас! – крикнул Рехи, когда вонзил клинок в глаз твари. Ларт напал с другой стороны. Меч вгрызся в кожаные складки возле подбородка ящера, а острием вышел из темечка. Рехи едва успел соскочить, когда туша повалилась набок.

– Они уходят? – подивился Рехи.

– Кажется, это был их вожак, – заметил Ларт.

Твари и правда отползли на другую сторону плато возле отрога. Мелкие попрятались под валуны. Крупные выжидающе застыли, беспрестанно скаля клыки и проверяя воздух раздвоенным языком. Рехи передразнил их.

– Уходят. Точно уходят! – подтвердил он, когда стая рассеялась среди камней и невидимых тропок. Кто-то пополз вниз, кто-то наверх. Только когтистые лапы едва уловимо шелестели.

– Наш преследователь явно разорил гнездо, – недобро щурясь, заключил Ларт. Он в очередной раз принюхался, но вокруг слишком явственно висел смрад от ядовитых туш.

– Они не вернутся мстить? – недоверчиво озирался Рехи.

– Они же не люди, – выплюнул Ларт. – Но у нас есть враг. И этот враг разумен.

Ящеры уползли повыше в горы, где, наверное, находилось их обиталище. Странники же направлялись в долину. Там все ярче алел маяк Разрушенной Цитадели, и с каждым шагом он вплавлялся под веки красным сиянием, буравя рассудок. Теперь он даже усталости не дозволял взять верх, не отпускал пульсирующим волнением.

Временами нутро скручивалось, сердце падало куда-то в живот, ухало вниз и смерзалось, когда Рехи случалось вспомнить: он же идет на смерть, и ведет его Ларт. Спутник не помнил об этом, он погружался с головой в сиюминутные проблемы, деловито свежевал ящеров, сдирал с них шкуру и раздумывал, как соорудить новые сапоги или плащ.

– Нам бы поселение какое. Эльфов хотя бы. Может, шкуры поменяли бы там на инструмент или меч. Или попросили бы инструмент, чтобы самим из них сшить… Ладно, их высушить сначала надо.

Но слова для Рехи тонули и клубились безразличным гулом отдаленных барабанов. Так созывали знамена на бой в далеком городе, так стучало в висках у лилового жреца, когда он оборонял крепость. В голове нарастали голоса, клубились и маялись, желая найти слова, чтобы выразить тысячи чужих переживаний, выстраданных за три сотни лет. Вновь донесся призрачный, едва различимый голос:

«Порой важнее цели путь.

Себя бы только не спугнуть.

Иль может, цели вовсе нет,

А может, в цели скрыт ответ.

Но сбиты ноги до костей

В краю чужих иных идей.

Без счастья жил в стране зеркал,

И долгой ночью там пропал.

Другой бежал,