История Французской революции - Франсуа Минье

Восемнадцать дней спустя Бонапарт вернулся в Париж. Его встретили горячими выражениями восторга, возбужденного такой поразительной деятельностью и такими решительными победами. Восторг был всеобщим, — была устроена иллюминация, и толпа отправилась в Тюильри, чтобы увидать консула. Надежда на будущий мир увеличивала всеобщую радость. Первый консул присутствовал 25 мессидора на празднике годовщины 14 июля. Когда офицеры представили ему знамена, отнятые у неприятеля, он им сказал: „Скажите по возвращении в лагерь солдатам, что ко времени 1 вандемьера, когда мы будем праздновать годовщину республики, французский народ ожидает или обнародования мира, или, если неприятель противопоставит этому непреодолимые препятствия, новых знамен — плодов новых побед!!!“ Мира, однако, пришлось ждать еще довольно долго.

В промежуток времени между победой при Маренго и всеобщим умиротворением первый консул занялся успокоением народа и уменьшением числа недовольных, возвращая в государство вытесненные партии. Он выказал много снисходительности по отношению к партиям, отрекшимся от своих убеждений, и благосклонно относился к вождям, отказавшимся от своих партий. Так как в это время личные интересы выступили на первый план и наблюдалось полное ослабление партий, ему было нетрудно выполнить эту задачу. Изгнанники 18 фрюктидора были уже все возвращены, исключая нескольких заговорщиков-роялистов вроде Пишегрю, Вийо и других; Бонапарт дал сейчас же назначения тем из изгнанников, которые, как Порталис, Симеон, Барбе-Марбуа, выказали себя более врагами Конвента, чем контрреволюционерами. Он привлек на свою сторону также и оппозиционеров другого рода. Последние вожди Вандеи, знаменитый Бернье, священник в Сен-Ло, в Анжере, участвовавший в восстании от начала до конца, Шатильон, д'Отишан и Сюзанне договором 27 января 1800 г. заключили мир с правительством. Бонапарт обратился также к вождям бретонских банд: Жоржу Кадудалю, Фротте, Ляпревелье и Бурмону. Только двое последних согласились подчиниться. Фротте был захвачен врасплох и расстрелян, а Кадудаль, разбитый при Гроншане генералом Брюно, принужден был сдаться. Война на западе была совершенно закончена.

Однако шуаны, искавшие убежища в Англии и не видевшие надежды ни в чем, кроме смерти того, кто сосредоточил в себе все могущество революции, замыслили его убийство. Некоторые из них, высадившись на берег Франции, тайно отправились в Париж. Но так как до первого консула добраться было нелегко, то они остановились на ужасном замысле. 3 нивоза, в 8 часов вечера, Бонапарт должен был отправиться в оперу но улице Сен-Никез. Заговорщики поставили посреди этой улицы на тележку бочку пороха и ею загородили проезд, а один из них, Сен-Режан, должен был, когда он получит сигнал о приближении первого консула, подложить под нее огонь. В назначенный час Бонапарт выехал из Тюильри и проехал по улице Сен-Никез; его кучер оказался достаточно ловким и быстро проехал между тележкой и стеной. Фитиль был уже зажжен, и едва только карета достигла конца улицы, как адская машина взорвалась и покрыла весь квартал Сен-Никез развалинами, а карету встряхнуло так, что в ней разбились стекла.

Полиция была застигнута врасплох, несмотря на то, что ею руководил Фуше; он приписал этот заговор демократам, к которым первый консул питал бо́льшую антипатию, чем к шуанам. Многие из них были заключены в тюрьму, а сто тридцать человек простым сенатским постановлением, испрошенным и утвержденным, в одну ночь сосланы. Наконец, были открыты настоящие творцы заговора, и некоторые из них были осуждены на смерть. Первый консул создал для этого случая специальный военный суд. Конституциональная партия отошла от него еще дальше и приступила к самой энергичной, но бесполезной оппозиции. Ланжюине и Грегуар, смело противодействовавшие крайним партиям в Конвенте, Гара, Ламбрехт, Ленуар-Ларош, Кабанис и др. воевали в Сенате против неправильной ссылки ста тридцати демократов; трибуны: Инар, Дону, Шенье, Бенжамен, Констан, Бейе, Шазаль и др. восстали против специальных судов. Блистательный мир, однако, заставил забыть об этом злоупотреблении властью.

Австрийцы, побежденные при Маренго первым консулом и разбитые Моро при Гогенлиндене, принуждены были сложить оружие. Восьмого января 1801 г. республика, венский кабинет и Германская империя заключили Люневильский договор. Австрия подтвердила все условия Кампоформийского договора и уступила, сверх того, Тоскану пармской инфанте. Империя признала независимость республик: Батавской, Гельветической, Лигурийской и Цизальпинской. Мир вскоре стал всеобщим; достигнут он был Флорентийским договором (18 февраля 1801 г.) с королем неаполитанским, уступившим остров Эльба и княжество Пиомбино, Мадридским договором (29 сентября 1801 г.) с Португалией, Парижским договором (8 октября 1801 г.) с императором русским и предварительными мирными условиями (9 октября 1801 г.) с Оттоманской Портой. Весь континент, положив оружие, принудил и Англию к временному миру. Питт, Дундас и лорд Гренвиль, поддерживавшие эту кровавую борьбу против Франции, вышли из министерства в тот момент, когда уже невозможно было следовать их системе. Английская оппозиция заменила их, и 25 марта 1802 г. Амьенский договор закончил собой всеобщее умиротворение. Англия согласилась признать все континентальные приобретения Французской Республики, признала существование всех второстепенных республик и возвратила Франции ее колонии.

В продолжение морской войны с Англией французский флот был почти совсем уничтожен. Триста сорок кораблей были или взяты в плен, или истреблены, и большая часть колоний попала в руки англичан. Самая важная из них, Сан-Доминго, сбросив с себя иго белых, продолжила ту американскую революцию, которая, начавшись в английских колониях, должна была окончиться в испанских и превратить колонии Нового Света в независимые государства. Негры Сан-Доминго продолжали отстаивать свое освобождение от метрополии, свою независимость, завоеванную ими у колонистов и защищаемую против англичан. Во главе их стоял один из их среды, знаменитый Туссен-Лувертюр. Франция должна была бы признать эту революцию, и так уже дорого стоившую человечеству. Власть метрополии не могла быть восстановлена в Сан-Доминго, и следовало только снова завязать торговые сношения с этой бывшей колонией и оставить за собой единственные действительные выгоды, какие Америка теперь могла доставлять Европе. Вместо этой осторожной политики Бонапарт попытался вновь покорить остров посредством новой экспедиции. Сорок тысяч человек было отправлено в эту злосчастную авантюру. Негры вначале были не в состоянии сопротивляться подобной армии, но потом, после первых побед, армия стала, вследствие непривычного климата, болеть, и новые восстания упрочили независимость колонии. Франция испытала двойную потерю — армии и выгодных торговых сношений.

Бонапарт, главной целью которого до сих пор было слияние партий, обратил тогда все свое внимание на внутреннее благосостояние республики и на организацию власти. Бывшие привилегированные классы, дворянство и духовенство, опять возвратились в государство, не образуя больше отдельных сословий. Непокорному духовенству было разрешено, под условием присяги на повиновение, исполнять богослужение и получать от правительства содержание. Эмигрантам была дарована амнистия, и вне Франции оставались только неизменно преданные фамилии Бурбонов и правам претендента. Дело умиротворения было закончено. Бонапарт, зная, что лучшее средство господствовать над нацией — это увеличить ее благосостояние, поощрял развитие промышленности и покровительствовал так надолго прерванной внешней торговле. К своим политическим мотивам он присоединял и более возвышенные взгляды, — он связывал свою славу с благоденствием Франции; он объехал департаменты и искусно организовал в них администрацию, заставил прорыть каналы и устроить порты, сооружал мосты, исправлял дороги, воздвигал памятники и умножал пути сообщения. Он особенно старался стать покровителем и законодателем частных интересов. Кодексы, гражданский, уголовный и торговый, составленные по его поручению в это время или несколько позже, докончили в этом отношении дело революции и определили внутреннее существование нации почти сообразно с ее действительным положением. Несмотря на политический деспотизм, Франция в продолжение всего господства Наполеона имела гражданское законодательство более совершенное, чем во всех европейских обществах, которые, при абсолютном правительстве, сохраняли большей частью средневековый социальный уклад. Всеобщий мир, всеобщая терпимость, возвращение законного порядка и создание новой административной системы изменили в короткое время вид республики. Цивилизация развивалась поразительным образом, и в этом отношении Консульство составило еще более блестящий период истории Франции, чем Директория от своих первых шагов до 18 фрюктидора.